– Легче сказать, чем сделать, – заметил Язид, повыше поднимая фонарь, чтобы осветить отходящий к западу туннель, в котором находилась нужная им труба.
Туннель шел горизонтально, петляя в каменном фундаменте, и оказался гораздо уже, чем друзья представляли. По потолку ползали маленькие синие крабы, поспешно разбегавшиеся от света фонарей. Дно покрывал толстый слой ила.
Франко, как самый худой из троих русалов, протиснулся в туннель, выставив перед собой фонарь. Попытался было плыть – не вышло. Тогда он пополз и… застрял.
– Не могу двинуться! – позвал он. – Эй, вытащите меня отсюда!
Язид с Лукой ухватили приятеля за хвост и дернули что было сил. Франко вывалился из туннеля, весь перепачканный в иле.
– Я самая мелкая из нас, – сказала Серафина. – Я пролезу.
Когда русалочка залезала в туннель, нервы у нее натянулись, как тетива лука, она боялась застрять в узком пространстве, но возбуждение взяло верх над опасениями. Они уже так далеко зашли, и у них все получится, если она сумеет пробить трубу.
Язид передал ей киркомотыгу.
– Проплыви ярдов десять, потом пробей дыру побольше, – сказал он.
Серафина на спине поползла вперед, прижимая фонарь и киркомотыгу к груди и отталкиваясь хвостом. Вокруг нее в воде поднялся ил, так что видимость стояла почти нулевая.
Отползя на нужное расстояние, русалочка подождала, пока ил осядет. Из-за узости туннеля она даже не могла согнуть руки в локтях: пришлось вытянуть их перед собой и долбить стенку трубы киркомотыгой почти без замаха. Через несколько минут у нее заболели мышцы, но Серафина, сжав зубы от боли, заставила себя снова и снова наносить удары.
Труба была сделана из закаленной гоблинами стали, достаточно прочной, чтобы выдержать страшный жар лавы, но изготовленной давно и разъеденной коррозией. Серафине начало казаться, что она уже не сможет поднять киркомотыгу, и тут, наконец, раздался долгожданный металлический скрип: острие орудия продырявило трубу. Издав победный вопль, русалочка ударила еще и еще, расширяя отверстие, а потом, изворачиваясь и ерзая, выбралась из туннеля. И только тут ее воодушевление исчезло: она сообразила, что есть другая проблема, причем немаленькая.
– Мне удалось пробить дыру, но туннель от этого шире не станет, – сообщила она остальным. – Даже если мы сумеем попасть в сокровищницу, как мы вынесем оттуда золото? Большинство бойцов не смогут сюда протиснуться.
Другого способа пробраться в хранилище у Черных Плавников не было. Их вторжение в конце концов обнаружат, и Валерио позаботится о том, чтобы такое больше не повторилось.
– Что-нибудь придумаем, – сказал Язид. – Какое-то количество оружия, еды и лекарств у нас есть, мы сможем продолжать борьбу и без золота.
– Надо применить заклинание оки, – предложил Лука. – В тронном зале вот-вот начнется световое шоу. Вы готовы?
Серафина кивнула. Сотворить шпионское заклинание оки чертовски трудно, заклинатель должен вложить в него все силы. А еще нужен гындак – какой-то предмет, принадлежащий заклинателю, – его помещают рядом с тем, за кем требуется проследить.
Пробраться во дворец, чтобы спрятать там гындак, нелегко, и даже если бы Серафине это удалось, Порция периодически приказывала обыскивать комнаты в поисках шпионских жучков. Вот только Порция не знала, что гындак уже во дворце: это была одна из самых любимых раковин Серафины, большой, прекрасный наутилус.
После смерти любимой матери Серафина, страдая и скорбя, положила свою любимую вещь в сложенные чашечкой ладони статуи своей бабушки, стоявшей в тронном зале. С тех пор раковина наутилуса лежала там, и все думали, что это часть статуи.
Серафина закрыла глаза и пропела заклинание оки. Как только перед ее мысленным взором возникло изображение тронного зала, русалочка применила заклинание конвока, чтобы Язид, Лука и Франко тоже все видели.
– Видно? – спросила она натянутым от напряжения голосом.
Молодые русалы закивали, и Серафина сконцентрировалась. Изображение сделалось четче, и русалочку захлестнул целый водоворот эмоций. В этом зале, у подножия трона умерла ее мать, королева Изабелла, до последнего вздоха защищавшая дочь. Для Серафины это место стало священным, а Лючия превратила его в ночной клуб.
Над головами гостей плавали медузы с огромными просвечивающими куполами и длинными кружевными щупальцами, которые пульсировали в такт музыке и каждую секунду меняли цвет. На столах красовались букеты ярких морских лилий, вокруг огромных люстр обвивались соединенные цепочкой крайты[1], а на стенах цвели неоновые анемоны.
Лючия танцевала с Махди; молодой русал обнимал ее за талию, а она смеялась, откинув назад голову, ее черные волосы змеились в воде, точно сгусток тьмы.
При виде любимого у Серафины учащенно забилось сердце. С того дня в Колизее, когда Махди принес Лючии клятвы во время обряда обещания, Серафина всего пару раз видела его издалека.