— Кое-что, — Кравченко отвечал уклончиво. — Это кабак такой, а вернее, гей-клуб на Старом Арбате, в Медном переулке. Шикарный, говорят. Но я таких фасонов не ношу.
— Ну, Егор тоже не носит. Не подумай, бога ради, что дурное. Он у нас человек правильный, — Сидоров наблюдал в зеркальце за Шиповым-младшим, который в это самое мгновение превращался из румяного в красного рака. — «Рыцаря» в вашем Медном переулке посещал он этой весной исключительно как лицо, сопровождающее своего старшего брата: что-то вроде телохранителя, по-родственному.
— Андрей ходил в эту…
— Слушайте, вы, придурки! — Егор скрипнул зубами. — Если вы хоть раз еще посмеете.., если хоть единый раз…
— А что мы такого сказали? — наивно удивился Сидоров. — Ты дослушай сначала и не ори, не перебивай старших. Нет, Вадик, не делай скоропалительных выводов.
Андрея Шилова просто приглашали петь в том клубе. Петь на эстраде — только и всего.
— Он же оперный певец, а впрочем.., это сейчас модно, да. — Кравченко кусал губы, чтобы не ухмыльнуться и не злить и без того уже доведенного до белого каления мальчишку. — Я сам даже кое-что слыхал в этом роде, не Шилова, конечно, а… А у Андрея такой голос, ну как раз этим клубным завсегдатаям по вкусу бы пришелся. И что же он пел для этой публики? Неужели арии?
— Разное, — Шипов опустил голову. — Неаполитанские песни, кое-что из Генделя, «Аве Мария» даже.
— «Аве Мария»… Ох господи, прости нас грешных, — вздохнул Кравченко. — А с Феличитой как же вы пересеклись?
— А это меня послушайте. Я обещал сказку до конца рассказать. — Сидоров сбросил скорость, они миновали озеро. — Свидетели по делу, а в основном это официанты и бармен клуба, показывают, что весь этот инцидент произошел в «Зеркальной шкатулке» — это там зальчик такой для любителей, с ночным шоу. Шипов имел в этом шоу номер. Правильно говорю, Егор? Вот-вот. А дело было так: шел четвертый час утра, народу в зальчике осталось мало.
Гражданин Зарецкий (будучи, по показаниям бармена, в нетрезвом состоянии) сидел один и, после того как Андрей Шипов спел свою программу, пригласил его за свой столик. Тот отказался, Зарецкий стал настаивать, вскочил и пытался его удержать. Егор, он ведь твоего брата за руку схватил даже?
— Как дешевую шлюху. И все это видели.
— Точно. Ты уж прости, но я кое-что на память процитирую. — Сидоров пристально следил за ним в зеркальце. — Тут, значит, на сцене из-за кулис появился ты как лицо, сопровождающее артиста. А Зарецкий, которого и официанты, и менеджер пытались утихомирить, заорал, что, мол, ломаются тут — далее нецензурно. А он этих недотрог имел во все дыры — далее нецензурно — и вообще видал он все это в… — далее уж совсем нецензурно. И тут ты, Егор, как истинный джентльмен свистнул ему в морду (между нами, вполне заслуженно). Да так, что гражданин Зарецкий брык с эстрады и при падении, видимо по неосторожности, — опер выдержал паузу, — сломал свои хрупкие кости. Ну, потом началась общая буза, охрана вмешалась, и кто-то из доброхотов вызвал стражей порядка. Дело получило нежелательную огласку. Ну, так, что ли, все было, Егор, а?
— Почти что.
— Феличита вконец оборзел. Свихнулся, наверное, — Кравченко щурился. — А правильно это дело прекратили.
Есть еще справедливость на свете.
— Виктимное поведение жертвы не оправдывает действий того, кто нарушает общественный порядок, — назидательно заметил Сидоров. — Впрочем, дело прекращено на вполне законном основании — формально примирение сторон достигнуто. Словом, все довольны, — он хмыкнул. — Но был в этой истории и еще один любопытный эпизодик.
— Какой? — Кравченко напряженно слушал.
— Егор, а ты помнишь, что случилось после того, как этот Феличита получил по заслугам?
— Нет. А вы.., ты смеешься надо мной, что ли? — голос парня зазвенел.
— Боже упаси. Но свидетели — опять же официанты — показывали, что в это же самое время произошел и еще один конфликт.
— Между кем? — спросил Кравченко, хотя уже знал ответ на свой вопрос.
— Между вот этим героем-заступником и его братом.
Свидетели показывали, что Егор ударил своего брата по лицу, и у того хлынула носом кровь. Сценический дорогой костюм испортила. Андрею позже пришлось его стоимость из гонорара выплатить. Так за что же ты ударил своего брата, Егор, а?
Шипов-младший отвернулся.
— Молчишь. Молчание, конечно, золото, но… И как же часто между вами такие вот выяснения отношений возникали? — гнул свое опер. — Ты вообще часто его бил?
— Я никогда его не бил!
— Никогда?
— Я его больше пальцем не трогал.
— А разве здесь, на даче, между вами не произошла драка? Ну-ка, припомни хорошенько. В самый первый денек, а? — Сидоров внезапно остановил машину — безлюдный поворот, серый сырой туман ползет клочьями, пустынное шоссе, сосновый лес.
Наступившую тишину взорвал гневный крик Шипова-младшего:
— Какая еще драка?! Кто вам сказал?!
— Свидетели.
— Какие свидетели? Да вы что? — Парень дернул на себя ручку дверцы, пытаясь выскочить из машины.
— Сиди, — опер обернулся. — Ты какой-то нервный, спортсмен. Лечиться надо.