Темный инстинкт

Однако никто так и не узнал, что же именно обещал Марине Ивановне брат Сопрано: он молча шагнул к ней, обнял и поцеловал в слишком ярко накрашенные губы.

Мещерский опустил глаза. Он видел много поцелуев на своем веку, но этот был самый неприятный. И совсем не потому, что, по выражению Кравченко, женщина, которую сейчас так лапали, «задела его сердце». Следовало бы просто развернуться и уйти, но он все стоял как столб.

Шипов, не ослабляя своей хищной хватки, кивнул ему: мол, проваливай. А Мещерский не двигался с места. Наконец Зверева освободилась сама, она тяжело дышала и не смотрела на них.

— Спокойной ночи. — Шелк зашуршал, она направилась в спальню.

Шипов двинулся за ней. Их взгляды с Мещерским встретились. Он ускорил шаг, в дверях настиг Звереву и снова обнял, предварительно толкнув дверь ногой.

Потом в замке повернули ключ. У Мещерского на душе стало так, словно он съел червивое яблоко.

Глава 28 НАСЛЕДНИК

— Ко всему надо относиться мягче. А на вопросы смотреть ширше. — Кравченко, все утро созерцавший расстроенный лик друга, решил-таки высказать и свои замечания по поводу ночного происшествия. — А с гитлерюгендом, Серега, все как раз к этому самому и шло. Ах, ешкин корень, бабы-бабы! «И башмаков не износив…» — Он помолчал. — Ну и видок у вас с ним был, судя по твоему рассказу! Шилову невтерпеж было, а тут вдруг «Вы куда? Не пущу!». У него небось зубы барабанную дробь выбивали, штаны спереди едва не лопались, а тут — загвоздочка, — он фыркнул. — Он наверняка в саду выжидал, когда все в доме угомонятся, не хотел к ней при свидетелях… Но и ЕЕ ведь, Серега, по-человечески понять можно. Такие события: убийства, подозрения, страх, ужас. Одной в постели — хуже, чем в могиле. А тут мальчишка под ногами вертится, с ума сходит — и все при нем вроде, и возраст к тому же…

— Нельзя ЕЕ понять! — Мещерский поморщился, словно хватил чего-то кислого. — Она что, дура, по-твоему? Не понимает ничего? А? Два убийства в доме — а Шипов-то теперь при таком вот раскладе кто? Тот, кому выгодно совершить именно два убийства: брата-соперника устранить и ту, которая… Та утренняя ссора Зверевой и Майи Тихоновны как раз этого Жоржика и касалась. Я теперь на все сто в этом уверен! Тихоновна и прежде нам на него намекала, да мы внимания не обращали. А теперь как же! Он в этом доме одна из главных персон. Добился своего — новый фаворит, новый… — Мещерский хотел выругаться и не смог — язык не повернулся. — И она прекрасно понимает, какой ценой он, быть может, уплатил за все эти свои амуры. И тем не менее преспокойненько тащит его в кровать и.., да животные так не поступают!

— Ты слишком трагично смотришь на вещи, Серега, — Кравченко улыбнулся. — С юмором у тебя стало туговато, даже с черным. А ты лучше вспомни вчерашних себя и его:

«А ты кто такой? Нет, ты кто такой?!»

— Тебе развлечение. А мне.., мне больно. Меня уже тошнит от всего этого.

— Ну, меня, может быть, тоже тошнит. Но и забавляет.

«Ему и больно и смешно, а мать грозит ему в окно…» — Кравченко взглянул на часы: половина восьмого. Проснулись они с Мещерским очень рано и вот уже почти час валялись в кровати. — А насчет того, какой ценой, то, знаешь ли, женщины обожают, когда ради них мужики совершают невозможное.

— И даже убийство родного брата?!

— И это случалось. И действительно, если рассматривать с точки зрения обычной логики, версия о том, что убийца — Шипов-младший, многое объясняет: и смерть аккомпаниаторши, и даже кровоподтеки. Если, конечно, не верить ни единому его слову о «братской любви». Сдается мне, что и любил-то он Андрея странно — больше стыдился. И за то, что тот не похож на других, и за то, что его кастратом называли (кому захочется быть братом кастрата?), и даже голос его необычный был, кажется, Егору противен, хотя он понимал, что именно этот дар открывает им с братом дорогу в большую жизнь. Андрея он в глубине души и жалел и презирал одновременно — хотя бы даже потому, что везде чуть ли не с кулаками должен был отстаивать «честь фамилии». Но при этом и завидовал ему, потому что в их жизнь внезапно вошла такая великолепная женщина. Словом, клубок противоречий, ристалище страстей, как в ваших операх. А насчет чувств этого Ромео к нашей перезрелой мадам, что ж, в его возрасте как раз такое и может случиться.

— На них просто отвратительно смотреть!

— Ну-ну, брось. Смотреть на них не так уж и отвратительно, нормально. Чем старше становится женщина, тем моложе ее свита. Ты вон на наших эстрадных див взгляни, а тут рангом повыше люди и вкуса у них побольше, но…

В общем, нормально это все, — Кравченко усмехнулся. — И вообще, ты за мадам Звереву сейчас не переживай, парень постарается, чтобы ей было хорошо. Из кожи вылезет, а вдовушку осчастливит. И насчет безопасности ее…

Даже если Шипов убийца, как раз ей-то его опасаться пока нечего. Он больше нас даже заинтересован, чтобы вдовушка прожила как можно дольше, хотя бы до того момента, когда в этом доме, быть может, уже в пятый раз протрубят свадебный марш.