– Посмотри на меня, молокосос! Дело нашей семьи под угрозой! Наше благополучие, состояние, авторитет, наше будущее, наши жизни, в конце концов! Или до тебя не доходит? Слишком многие хотели бы видеть всех Шимченко мертвыми, а лучше – униженными и беспомощными. Я приказал убрать этого сталкера, потому что он слишком много отсвечивал. Его «пасли» сразу несколько контор, в надежде таким образом добраться до меня! А сколько протянешь на этом свете ты, если меня не станет?
– Я выжил в Зоне, – зло проговорил Виталик, – когда ты считал меня мертвым!
– Да, не бывает худа без добра. Эта передряга пошла тебе на пользу – ты возмужал, – признал сенатор. – Ладно-ладно, больше никаких убийств! Отвечаю!
Садовников слышал, как кричит Виталик, призывая его бежать. Он был бы рад припустить со всех ног, но не мог. Филя ударил в середину живота, и нож оставил глубокую рану. Сталкер крепко зажимал ее двумя руками, ощущая, как между пальцами просачивается и утекает жизнь.
От адской боли сводило челюсти, перед глазами висела муаровая пелена. В ушах шумело. Садовников слышал навязчивое «ом-м-м» людей-аномалий, уничтоженных вместе с проклятым особняком, сквозь этот гул доносился взвинченный голос жены: Оксанка, как всегда, за что-то его отчитывала. Впрочем – поделом. Если бы не его дурная голова, всего бы этого не случилось. Где-то неподалеку бубнил басом Большой, и Хыча то и дело оглашал Зону босяцким гоготом. Монотонно хныкала Гаечка, и Садовников запутался: кто из них ранен? Вроде бы – она…
А болит у него.
Только не было слышно больше Старого и Хабардала. Даже находясь на грани смерти, сталкер отчетливо понимал, что теперь они замолчали уже навсегда.
В Зону! Поглубже – в Зону! На одной лишь «чуйке»! Словно раненый зверь, который стремится спастись от охотника в дремучей чаще, но одновременно понимает, что оттуда ему уже не выйти.
Филя преследовал сталкера до полосы серого тумана. Там видимость серьезно ухудшалась, к тому же цепочка кровавых пятен на земле стала прерываться. В то же время на глаза Фили то и дело попадалась трепещущая на ветру «серебряная паутина» и уродливые кляксы вдавленных в землю «плешью» деревьев. «Шевелящийся мох» тянул к помощнику сенатора жгутики, а комья «пуха», которые возникали будто из ниоткуда, из воздуха, так и норовили спикировать за шиворот.
Сначала Филя сбавил ход, а потом в нерешительности остановился. Его окружали мертвые деревья, туман пульсировал, глуша звуки. Он был один, и его окружала таинственная бесчеловечная Зона. С каждым шагом продвижение вперед становилось все опаснее.
Филя лихорадочно размышлял. Взгляд его маленьких крысиных глаз бегал по переплетению похожих на кости мертвецов ветвей, по стволам, обжитым беспокойно дергающимся мхом.
«И чего шеф потащил в Зону меня? – думал он. – Взял бы своего начальника охраны: ведь это Зурабову платят, чтоб он бегал со стволом и отстреливал „куропаток“!»
Решение пришло в голову быстро. Помощник сенатора поднял оружие стволом вверх и пальнул в воздух. А потом повернулся и поспешил назад. Весь обратный путь он ощущал направленный в затылок тяжелый взгляд. От этого тряслись поджилки и немело сердце.
Сенатор ждал помощника на кромке Зоны, прохаживаясь туда-сюда на безопасном пятачке. Виталик сидел на земле, отвернувшись от отца. Появление Фили он проигнорировал – даже не поднял головы.
– Все о’кей, шеф! – торопливо отчитался Филя. – Он был уже готов, но я сделал контрольный.
– Отлично-отлично, – похвалил сухим голосом сенатор, а потом вынул из кармана ветровки «вальтер» и выстрелил Филе в лицо.
Виталик вскочил на ноги. Уставился дикими глазами на бьющегося в агонии человека, затем – на отца, замершего с дымящимся пистолетом в вытянутой руке. Он не сказал больше ни слова, просто повернулся и побежал назад в Зону. Как и сталкер, мальчишка мчал наобум, как зверь, интуитивно обходя «порчу» и аномалии.
– Виталька! – заорал ему вслед Шимченко. – Как же ты не понимаешь! Стой, дурак! Филя так же опасен, как и сталкер! Он тоже слишком много знал! Ну хочешь, мы еще раз все обсудим? Как отец и сын?
Филя упорно цеплялся за жизнь, он сдавленно мычал, закрывая ладонями то, что осталось от лица. Шимченко порывисто шагнул к нему и пятью выстрелами превратил голову верного помощника в месиво.
А после, отдышавшись, сенатор снова заорал в сторону Зоны:
– Беги, трус! Беги, предатель! На тебя никогда нельзя было положиться! Знать больше не желаю! А если заявишься – кончишь как и твой приятель Костыль! Нет у меня больше сына!
В ответ ему не донеслось ни звука. Зона молчала. Сенатор постоял еще несколько минут, бестолково переминаясь с ноги на ногу, затем он чертыхнулся, повернулся на пятках и пошел быстрым шагом – назад, в нормальный лес, в сторону скрытого от посторонних глаз мини-отеля «Зебра».
…Виталик бежал до тех пор, пока его несли ноги. Затем он, выжженный изнутри тем, что довелось увидеть, загнанный и обессиленный, начал спотыкаться. Чтобы не упасть, он хватался за стволы мертвых деревьев, тревожа «шевелящийся мох», и ломал ветви.