Темный дом

– Я, когда увидела, что у тебя полкомнаты в фотографиях этой девицы страшной, так вся и обмерла, – продолжила жаловаться Оксанка. – Думаю, вот нашел мой дурак с кем спутаться. Приживалку привел молодую. А потом – глядь, ее вещей-то в доме нет и срач, как в свинарнике, стало быть, сам живешь, никому не нужный, бедненький…

Садовников мотнул головой. Он мало что понял, ведь бессонная, сумасшедшая ночь не способствовала быстроте мысли.

Фотки Гаечки и в самом деле имелись. Садовников украл их со страницы бывшей стажерки в «Одноклассниках» и распечатал на цветном принтере. Гаечка его вдохновляла. Фотографии москвички помогали писать книгу о сталкерах, с ними можно было поговорить и даже чокнуться, если никого другого не было рядом.

– Она не страшная, – скупо возразил Садовников, обсасывая фильтр сигареты.

– Дурак, – стояла на своем Оксанка. – Кому ты нужен? Без работы. Здоровья никакого. Еще и пьющий. И в Зону ходит. Морда в морщинах, как у шимпанзе, не скажешь, что мужику и сорока нет. А все вам молодых подавай. Я же лучшие годы на тебя потратила. Ничего хорошего не видела. Дом этот на отшибе… огород… все своими руками, все сама, сама.

Садовников с угрюмым видом швырнул окурок в окно.

«И чего им всем нужно от Шимченко? – подумал он, вперившись стеклянным взглядом в жену, но видя перед собой леди в шафрановом платье из „Радианта“. – Ладно, раньше можно было скомпрометировать сенатора „комариной плешью“ в особняке. А теперь-то что? Теперь поместье целиком и полностью в Зоне. Сплошные „комариные плеши“. Возможно, на Шимченко имеется что-то еще. Блин, что за скотство! Не люди, а акулья стая. Что Штырь, что они. Звенья одной цепи. Да, пищевой цепи…»

– Гена, – жалобно протянула Оксанка. – А о чем ты думаешь?

Садовников мысленно хлопнул себя по лбу.

– Думаю о том, что забыл полить астры в палисаднике.

Оксанка захлопала ресницами.

– Ничего страшного! – Она обрадовалась так, как радовался бы человек, который долго блуждал в лабиринте, а потом вдруг нашел выход. – Ночью все равно дождь лил! Огороды у всех зеленые, сама видела. Капусты вот купила, огурчиков. Ты ведь на одной «мивине» сколько месяцев. Бледный как смерть, без витаминов.

– Да уж. – Садовников потер виски, а потом встрепенулся: – Зачем, говоришь, пришла?

– Я ведь уже сказала. – Оксанка опустила голову. – Душа за тебя болит. Никому ты не нужен. Загнешься без меня. Страшный, колченогий, нищий. Ни на что не способный. Кто же еще позаботится о тебе, как не я? Все тутоньки моими слезами полито. Сколько рыдала: иди, иди на работу, Гена. Будь человеком! Вот соседи второй этаж, гляжу, за весну пристроили. Мужик у Ирки на двух работах пашет, а на выходных – дома, как пчелка…

Садовников хмыкнул. С одной стороны, с Гаечкой, похоже, он больше не увидится. Подшаманят девку и отправят в Москву, если Филя не соврет. Так что вожделенные мечты о сталкерше останутся лишь мечтами. А жена – вот она, и даже неплохо выглядит. Женщины-то у него очень давно не было. С тех пор как расстались с Оксанкой, так и не было.

С другой стороны, пойти навстречу Оксанке – значит забыть о Зоне. Жена поедом станет есть, если он сунет нос за Периметр. О чем Садовников не успел соскучиться – так это о ежедневных ссорах и уничижительных монологах. Сейчас же вообще горячая пора: над головой сгустились тучи. Очередной блатной заказ от Шимченко, интерес со стороны спецслужб в лице Шевцова, конфликт со Штырем… Не жизнь, а прогулка по минному полю. И втянуть в эту суету Оксанку? Нет-нет, спасибо – не нужно. Возможно, чуть позже, если он вернется из Зоны, разведав подходы к особняку сенатора. После того как он разберется с проблемами и поднимет немного денег.

– Гена! – Оксанка уперла руки в бока. – Будь же, наконец, мужчиной! Что ты как маленький! Я готова дать тебе последний шанс… – Она вдруг зарделась и сказала совершенно искренне: – Я соскучилась.

Садовников медленно покачал головой:

– Нет.

– Что – нет? – с вызовом спросила Оксанка.

– Ты правильно поступила, когда ушла от меня. – Он закурил следующую сигарету. – Я ничуть не изменился. В лучшую сторону – тем более. Мне сейчас, извини за грубость, не до тебя. Я не готов восстанавливать отношения.

– Геночка… – протянула, округлив глаза, Оксанка. – Ну послушай, что ты несешь. Ты ведь не отдаешь себе отчета. Ты же бредишь. Ты же болен. Тебе нужно лечиться. Иди сюда, я обниму, и сразу станет легче.

Садовников покосился на остывающую в сковороде яичницу, пожаренную с колбасой и помидорами.

– Спасибо за угощение. Но я тебе уже все сказал. Семейная жизнь – не для меня. По крайней мере – сейчас.

Оксанка потянулась к Садовникову:

– Мой бедный. Как же ты болен… Все время бормочешь что-то. Ну ничего. Мы поедем в Новосиб, мы найдем хорошего психиатра. Все будет как прежде, вот увидишь…

Садовников понял, что по-хорошему ничего не выходит.