Темный дом

– Да что ты! – Шевцов хмыкнул, на его лице читалось недоверие: мол, в секьюрити Шимченко не всякого морпеха возьмут, а калеку – и подавно. – Ты хоть служил, Костыль?

– После универа на сборы пару раз ездил, – ответил Садовников, сбивая пепел в ладонь, чтобы не нагадить в безупречном салоне. – Лейтенант я… старшой…

Получилось почти как из «Брильянтовой руки», но Шевцов почему-то даже не улыбнулся:

– И что? Взяли тебя?

Сталкер пожал плечами:

– Сказали, что еще подумают и перезвонят.

– При этом тебя привезли и увезли на машине из сенаторского гаража. Не много ли чести?

Садовников с присвистом затянулся. Плохой был из него артист, ох, плохой.

– Этих денежных мешков не поймешь! То за копейку готовы удавиться, то устраивают фейерверки неожиданной щедрости. Командир, к чему весь этот разговор? Что конкретно ты хочешь?

– Если конкретно, то скажи-ка мне, Костыль, видел ли ты в доме Шимченко что-нибудь подозрительное?

– Вот тебе раз! – неподдельно удивился Садовников. – Как же этот так? Ведь Шимченко – сенатор, государственный человек, день и ночь думает о России! Да как я мог увидеть у него в доме что-то подозрительное?

Шевцов, ни на йоту не изменившись в лице, ткнул щепотью в травмированную ногу Садовникова чуть повыше колена. Сталкер хакнул, выронил сигарету на штаны. Дыхание перехватило, грудь стиснуло железным обручем.

– Очень больно, да? – заметил Шевцов. – Слезы из глаз и тяжело дышать? Но, что характерно, боль – единственное средство, которое мгновенно прочищает мозги. Главное – не переборщить. – Он с брезгливым видом подобрал чадящий окурок и выкинул в окно. – Ты мне не нравишься, Костыль. Неудачник и бездельник. Однако пока это тебя и спасает. Будь ты более деятельным и успешным, ты бы мог представлять угрозу. Если бы ты хоть раз вытащил из Зоны мало-мальски опасную хрень, мы бы тебя сразу и закрыли. А так – бегай пока, только не борзей.

– Чего тебе надо? – проговорил Садовников, борясь с внезапной тошнотой.

– Коню понятно, что Шимченко понадобился сталкер, – сказал тогда Шевцов. – Выбор, конечно, труднообъясним… Зачем? Что Шимченко нужно в Зоне?

Садовникову захотелось взять Шевцова за шею и приложить несколько раз о приборную панель, чтоб разбить в кровь это уверенное и мужественное лицо. Чтоб забрызгало красным купленный в бутике полушубок, чтоб надломился этот холодный и презрительный голос.

Неудачник, да? Бездельник, да?

И тут внезапно его посетила идея.

– Хочешь знать, что я делал у Шимченко? – с ненавистью выпалил Садовников: Шевцов мгновенно подобрался. – А помнишь, может, французский фильм «Игрушка»? Там еще мужика купили, чтоб он развлекал сынка миллионера.

– Да, помню, Пьер Ришар играет. – Шевцов быстро схватывал. – Ты хочешь сказать…

– Сынок Шимченко помешался на Зоне! – Садовников подпрыгнул на сиденье якобы от переизбытка эмоций. – Вот меня и попользовали вместо мазурика: два часа рассказывал быль и небылицы о хабаре, сталкерах, аномалиях и мутантах…

– У нас же нет мутантов, – удивился майор.

– Какая разница! С тем же успехом я мог рассказывать об инопланетянах, Виталик все равно бы слушал, раскрыв рот.

– Ясно-ясно, Костыль. – Садовников понял, что Шевцов ему поверил. – Вот теперь другое дело. Обидно было, понимаю. А что-нибудь видел: наркотики, оружие, прочую противоправную деятельность?

– Ну-у, – протянул сталкер. – Охрана вся при стволах, а больше ничего такого я не заметил.

– Ладно. – Майор сунул Садовникову в карман свой «Парламент». – Заслужил.

– Я могу идти, командир?

– Только один момент: если Шимченко пригласит тебя еще раз, не отказывайся. Внимательно смотри по сторонам, может, увидишь что-нибудь любопытное.

– Товарищ майор. – Садовников невесело усмехнулся. – Если сенатор пронюхает, что я шпионю за ним, он мне яйца отрежет.

Шевцов покачал головой:

– Пусть только попробует. Возникнут сложности – мы протянем руку помощи. Поверь: с нами даже сенаторы не связываются.

Садовников выбрался из машины. Майор завел двигатель, авто тронулось, поползло, царапая днище о плохонькую дорогу искитимской окраины.

В пачке вместо сигарет оказались деньги. Не много, конечно, но лучше, чем просто «спасибо» да ноющая боль в потревоженной ноге.

К тому же дорога ложка к обеду: Татарин уже вернулся, в его ларьке горел свет, словно маяк в морозном мраке февральского вечера.

Часть вторая