Темные тропы

Он возник из темноты так неожиданно, что Алдорн подскочил и прикусил себе губу, чтобы не вскрикнуть. На миг ему показалось, что он увидел ребенка. Он был мал, тщедушен и мертвенно-бледен, с тонкой шейкой и обритым черепом. Восковой цвет лица подчеркивал изящество его черт. Алдорну припомнилась фарфоровая кукла, которую он как-то видел в руках у одного высокородного ребенка, и он задался вопросом, сможет ли этот человечек устоять на ветру, не рискуя взлететь. Одетый в легкое платье цвета сливы и обутый в простые сандалии, он двигался бесшумно и как бы не касаясь земли. Любопытно, но его появление успокоило хозяина харчевни, жалкий вид этого существа изобличал трех других в бесстыдстве. Последние, впрочем, умолкли и посторонились, пропуская его вперед. Алдорн поймал его взгляд и содрогнулся. Безумие таилось в его темно-синих глазах, как если бы они были открытыми вратами бездны. Хозяин харчевни сгинул в этих двух сверкающих сапфирах, буквально лишившись всех сил. Он уронил свои вилы и застыл в оцепенении, бессильный оторваться от этого колдовского насоса, который впитывал его душу.

– Я голоден, – неожиданно сказал незнакомец кротким голосом.

Голос проложил себе путь прямо в мозг Алдорна, которому осталось лишь кивнуть головой. Он хотел воспротивиться, умолять этого человека не приближаться к его жене и дочкам, но ни единое слово не сорвалось с его губ.

Прислонясь спиной к углу стойла, скрестив руки на груди, ликорниец сказал со вздохом:

– Умоляю, Зименц… Если память мне не изменяет, ты уже мертв. Я не желал бы казаться мелочным, но это означает, что ты – харонец. И впредь до нового распоряжения, – сказал он, не сдерживая своего раздражения, – харонцы не едят.

Зименц повернулся лицом к своему спутнику.

– Я голоден, – повторил он. Пегасинка зацокала языком:

– Ладно, ладно! – Она вышла на порог конюшни и подняла глаза к небу: – Все равно Арнхем не доберется до нас раньше, чем наступит вечер.

Тип с окованной палкой пожал плечами:

– Будь по-твоему, Жаэль. Ликорниец уставился в пол:

– Замечательно. По всей видимости, я один должен остаться поборником тактичных и сдержанных действий.

– Кто сказал, что надо действовать иначе? – возразила пегасинка, не оборачиваясь.

– Умоляю… Тебе хорошо известно, чем это может окончиться.

– Если ты хочешь остановить его, воля твоя.

– Никоим образом, – сдался ликорниец.

В этой последней реплике Алдорн услышал реальную угрозу себе и своим близким. Он с трудом соображал и никак не мог собрать мысли, распыленные страхом, но чувствовал, что его жена и дочери подвергаются ужасной опасности. Ему необходимо было выиграть время, всячески угождая этим четырем существам, и уповать на то, что удача постучится в дверь его харчевни. Он мечтал о купцах и в особенности об их охране, об этих бездельниках, всегда готовых опустошить его погреб. Если бы они переступили порог «Черного Вепря» в эту самую минуту, он охотно пожертвовал бы своими лучшими винами.

Горми, по прозвищу Кованый, бесшабашно крутанул в воздухе свою палку и вышел наружу к Жаэль. Ему не нравился этот Зименц, не нравилось его лицо, его нежная кожа и особенно его безмолвие. Он научился терпеть манерность уроженца Земли Единорогов, тем более что охотно признавал за ним умение владеть шпагой. Но этот василиск… Кованый уже не переносил его капризов и этого скрытого влияния, которое он оказывал на всю группу. Он высказал королю свое беспокойство по этому поводу, но это ни к чему не привело. Его обязали сотрудничать с этим порочным созданием, и такое предписание вызывало у него привкус горечи.

Он запрокинул голову назад и подставил лицо под струи дождя, размечтавшись о замке, который собирался вскорости построить. Как только их задание будет выполнено, король присвоит каждому члену их группы титул властителя. Он слегка повернул голову, чтобы видеть профиль Жаэль, которая также воспользовалась дождем, чтобы освежиться и прогнать мучительное воспоминание о пути через Темную Тропу. Красота этой женщины чрезвычайно возбуждала его. Отчасти поэтому он согласился на это задание. Он мечтал уложить ее наземь, яростно рвануть полы ее плаща и зарыться лицом между ее ногами. Облизнув свои фиолетовые губы, он почувствовал, как напряглись его чресла под шерстяным фартуком. Он выругался, чтобы унять волнение, и заметил справа от себя силуэт, только что возникший из-за угла конюшни.

Алдорн издал беззвучный стон, увидев, что вышла Мейя, младшая из его дочерей. На лицо ее был надвинут капюшон, поэтому она увидела посетителей вокруг своего отца лишь в последний момент. Пораженная их нелепыми нарядами, она остановилась на какой-то миг, но, поглощенная поручением матери, пошла прямо к нему.

– Отец, много всадников, – сказала она, запыхавшись. – Нужно заняться их лошадьми. Мама не поспевает, она ждет вас и… – Не договорив, она скорчила гримасу и принюхалась: – Этот запах, отец? Вы его чувствуете?