Тёмные ночи Горбальса

Мальчишки пошумели ещё немного, получив даже пару угроз от прохожих и выговор от старого булочника Боба Хилли, который, впрочем, вызвал скорее смех. Джонни распрощался с приятелями, пообещав захватить на разборки отцовский нож, а пока что весь день был в его распоряжении. Поэтому он надумал заскочить к своей давней подруге Пенни О’Ханникан, которая также прибыла в Глазго одновременно с семейством О’Кифф, и на которую Джонни имел виды. Жила она на Камберленд-стрит, откуда рукой подать до Южного Некрополя, ставшего местом встреч и игр детворы Горбальса. В тяжёлые послевоенные годы в трущобах ребятне находилось не так много развлечений, а оставаться во дворах домов, где жили, тот ещё «карнавал». Взрослые постоянно пытались привлечь младшие поколения к работе, или гоняли их из вредности – характер у многих попортился от тягот жизни. Вот в один момент кому-то и пришла в голову идея обосноваться в таком месте, где обычно мало народу. И хотя веселье на могилах вызывало много негодования, такие вот вечерние променады в Некрополе набирали обороты с каждым днём. В конце концов, взрослые стали побаиваться лезть в странные развлечения своих отпрысков, поскольку далеко не все из них были милыми и добрыми «цветами жизни». Частенько в карманах этих «цветочков» покоились ножи или кастеты, которые шли в дело чуть что. Полиция сперва пыталась вмешиваться, но потом и им надоело гонять малышню по кладбищу в часы, когда совершаются куда более серьёзные преступления. Единственным поборником покоя на Южном Некрополе оставался его смотритель Сидней МакКоул. Но кроме как сипло кричать и махать незаряженной двустволкой на сорванцов, раскачивающихся на прикрученных к ветке дерева качелях или носящихся по местам упокоения, играя в догонялки, он ничего поделать не мог. Со временем МакКоул и вовсе превратился в объект насмешек или становился прообразом для персонажей городских легенд, сочиняемых тут же по ночам при свете костров.

Так эта традиция постепенно укоренилась. Не помешал кладбищенским гуляньям даже один подозрительный случай, приключившийся пару лет назад. Несколько детей пропали без вести во время посещения Некрополя, и очевидцы указывали на некоего высокого мужчину в шляпе и старомодном плаще. По Горбальсу поползли слухи о вампире, крадущем детей себе в пищу, но спустя год после первого исчезновения полиция задержала какого-то полоумного бродягу, на него-то и списали предполагаемые убийства. Мало кто заметил, но пропажи продолжались и дальше, только теперь куда реже обычного, так что связать их с «кладбищенским убийцей» не приходило в головы ни стражам порядка, ни жителям района. А если учесть криминальную обстановку, ухудшающуюся с каждым годом…

Джонни вернулся к дому, обойдя его с другой стороны. Нож отца был надёжно припрятан в выбоине оконной рамы. Таскать его с собой постоянно мальчик боялся. И тётка могла отобрать, и какие-нибудь гопники возрастом постарше, опять же полиция. Вещица-то была необычная. Красивая резная ручка из слоновой кости с узорами и орлом, раскинувшим крылья, и острейшее блестящее лезвие из чистого серебра. Нож был скорее наградным или парадным, но заточенным. Хороший тычок в нужную точку – и можно запросто убить. Отец рассказывал, что забрал его у важного немецкого офицера, захваченного после высадки на «Голд-Бич», где он находился в составе британских войск. Понятно, что такую важную реликвию можно было доставать лишь по очень важным поводам. Отослав назад взмахами ладоней Халка, заприметившего знакомое лицо издалека, дабы тот шуму не поднял, он подполз к окну своей комнаты. Внутри, ворча, вовсю хозяйничала Салли, с грохотом перегребая содержимое шкафов. Поскольку замок на двери давно выломал пьяный бомж (тогда Джонни как раз пришлось вооружиться ножом, выставив «гостя» силой), попасть в помещение тётка могла с лёгкостью. Это было ещё одной причиной найти для оружия местечко поукромнее. Чего она там искала – О’Кифф понятия не имел, возможно, даже сама спрятала тут спиртную заначку от других жильцов и забыла, куда. Выждав, пока Салли закончит и уберётся, Джонни высунул голову из-под подоконника, ловко пропихнул пальцы в щель между рамами и выудил нож. Теперь, гордый своим проворством, он направился по Хоспитал Стрит, предвкушая бурный день и вечернюю встречу с враждебной шайкой.

Трущобы кипели своеобразной жизнью, к которой надо приспособиться, если хочешь найти место в этом клокочущем котле. Женщины прямо на улице полоскали бельё в тазах, натирая его на стиральных досках, подвыпившие мужички играли в напёрсток или карты, дымя табаком и поругиваясь, торгаши из покосившихся лавчонок горланили, зазывая покупателей, до звона в ушах. Вдалеке раздавались гудки с какого-то завода. На перекрёстке, где сходились Хоспитал-стрит, Краун-стрит и Эррол Гарденс, Джонни окликнули. Заметив боковым зрением компашку из трёх парней лет по двадцать, О’Кифф ускорил шаг, делая вид, что не понимает, к кому обращаются громилы, придерживая в кармане драгоценный нож.