Отвлекшись от прекрасной резни, он пронесся по небу, однотонная истерзанная войной планета расплывалась под ним. Он незримо пролетел над разоренными континентами, поднимаясь все выше в безвоздушные верхние слои атмосферы. Его манил темный ореол мощи, взывавший к нему, словно сирена. Он видел его издалека: зловещую кляксу на реальности, сочившуюся силой.
И, наконец, он замедлил подъем и завис перед этой могучей сущностью варпа.
Приветствую, Апостол 34-го Воинства, — прогремел призрачный дух, и душа Мардука содрогнулась.
Владыка Экодас, — отозвался Мардук.
Бесформенные и бесплотные очертания парящего духа Экодаса слились в более узнаваемую фигуру, человекоподобный образ, созданный его разумом. Он появился перед Мардуком в обличье легко висевшей в небе гигантской, закутанной в рясу фигуры с головой ощерившегося зверя. Его окружало пламя. Излучаемые Экодасом грубая жестокость и мощь обрушились на душу Мардука, словно шторм.
Возле Мардука в поле зрения сгустились еще два духа.
Облик Белагосы был туманным и мерцающим. Он принял вид древнего воина-рыцаря, закованного в старинные латы. Анкх-Илот появился в обличье свернувшегося змея, глаза которого сияли зловещим светом.
Война грозит выйти из-под нашего контроля, — прогрохотал Экодас в разумах собравшихся Апостолов.
Если кто и потерпел неудачу, так это ты, — парировал Мардук.
Воплощение Анкх-Илота оскалило клыки, шипя и плюясь, но Мардук не обратил на него внимания.
Мы продвигаемся, — сказал Белагоса. — Пока Регулятор Связей работает, и врата варпа запечатаны, для последователей Бога-Трупа нет надежды на спасение. Падение мира неизбежно.
Я хочу, чтобы эта планета запылала, — взревел Экодас. — Ее затянувшееся непокорство оскорбляет меня. Дух имперцев все еще не сломлен. Среди них есть тот, кто стал их талисманом. Тот, кого они зовут Белым Ангелом. Найдите его, Апостолы. Найдите и приведите ко мне.
Мы не одни, — внезапно произнес Белагоса.
Мардук огляделся вокруг духовными глазами. На краю зрения мерцало что-то бесплотное.
Вон там, — сказал он.
Экодас крутанулся, разводя призрачные руки. Взревел нематериальный огонь. Посреди пожара возникла светящаяся фигура в серебряном доспехе. Поверх брони был надет сияющий белизной табард. Пламя бушевало вокруг новоприбывшего, но не могло коснуться, поскольку вокруг него возник светящийся пузырь света.
Шпионишь за ним, библиарий? — произнес Экодас. — Это мало чем тебе поможет.
Этот мир никогда не станет вашим, изменники, — ответил пульсацией Белый Консул.
Он уже наш, — прогремел Экодас. — А теперь ты умрешь.
Я так не думаю, еретик, — отозвался библиарий.
Экодас увеличился в размерах, звероподобное лицо исказилось от ненависти. Из рук выросли призрачные когти, и он в окружении пылающего пламени полетел к духу библиария.
Последовала вспышка ослепительно-белого света, от которой Мардук и другие Апостолы съежились. Когда сияние рассеялось, библиария не было.
Он ушел, — сказал Белагоса.
Сколько он услышал? — проговорил Анкх-Илот.
Это неважно, — прогрохотал Экодас. — Идите, мои Апостолы. Найдите их Белого Ангела. Мы уничтожим его, а с ним и их надежду.
Когда приказ прозвучал, окружавшее Экодаса пламя рванулось вперед и обрушилось на Мардука и двух других Апостолов с силой психического урагана. Мардук рухнул, теряя контроль, и невольно снова оказался в плену земной плоти.
Он упал на колени, из ноздрей закапала кровь.
— Мой господин? — спросил Ашканез, опускаясь на колени рядом.
Мардук сделал ему жест отойти.
— Приведи Буриаса. — хрипло распорядился он. — У меня есть для него работа.
Звук битвы был громким даже в нескольких километрах от ближайшей постоянно менявшейся линии фронта, глухие взрывы сотрясали планету до основания. Над головой ревели «Громовые ястребы» и «Мародеры», направлявшиеся к местам сражений с полным боекомплектом, а другие, израсходовав снаряды, с пыхтением неслись к разрушенным авиабазам, оставляя за собой след из черного дыма. От импровизированным госпиталей разносились крики раненых и умиравших, а по улицам были разбросаны трупы.
Аквилий озирался на ходу. Небо заполняли дым и пепел. Некогда нетронутый и сияющий белый мрамор его родного города Принципата Сиренус покрылся выбоинами от огня ручного оружия, шрамами от артиллерийских снарядов, а также сажей и кровью. Прекрасные сады и дендрарии превратились в обгорелые пустоши с выжженной землей. Над пеплом, словно надгробия, печально поднимались почерневшие остовы деревьев. Озера и фонтаны стали похожи на выгребные ямы, покрывшись пеной и неестественными водорослями. В воде лицом вниз плавали тела.