Темное искушение

Опустив на мгновение взгляд, она восприняла мою угрозу всерьез и переместилась на постель, где легла на спину. Когда она послушно подняла руки над головой, ее футболка задралась до бедер. Заставив себя отвести взгляд от тени меж ее ног, я начал привязывать ее запястья к спинке кровати.

Она уставилась в потолок и не произнесла ни слова. Такие голубые и ясные, ее глаза стали почти прозрачными, и сейчас у нее был отсутствующий взгляд, который я ненавидел.

Пока последние два дня я оставался в Москве, занимаясь сомнительными деловыми аспектами бытия Дьявола, светлые волосы и легкий американский акцент слишком часто всплывали у меня в голове, чтобы я мог оставаться спокойным – даже между ежечасными отчетами Юлии о том, чем занята Мила.

Только за то, что она вторглась в мои мысли, я должен оставить ее томиться в своих страданиях. Но мне нужно было кое-что от нее. То, что сказало бы мне: она думала обо мне так же много, как и я о ней.

Закрепив ее запястья, я сел на край постели и не смог удержаться от того, чтобы не провести рукой по ее обнаженному бедру. Ей не давали бритву, чтобы она не порезала себе вены, но теперь у меня было чувство, что она не выберет такой легкий путь.

Было что-то новое и невинно-сексуальное в том, чтобы провести рукой по гладкой коже и ощутить легкость щекочущих светлых волос. У меня не было неэпилированных женщин с тех пор, как я был подростком, и тогда это обычно был трах в одежде у уличной стены.

– Тебе нужно побриться, котенок.

– Тебе нужно заглянуть в свою темную душу и найти совесть.

Я усмехнулся и скользнул ладонью вверх, миновав то место, внутри которого я больше всего хотел оказаться, проник под ее футболку, большим пальцем погладив изгиб бедра.

– Это не я только что убил человека.

Я почти пожалел, что сказал это, когда слеза скатилась по ее щеке. Ей, вероятно, хотелось бы прийти на похороны и извиниться перед каждым членом никчемной семьи Адрика. На самом деле, я не знал, никчемны ли они, но большинство семей были именно такими.

– Прекрати плакать.

– Я не плачу, – настаивала она, пока по щеке бежала другая слеза. Твою мать. Это убивало все настроение.

– Это была самооборона, – сказал я, ничуть не переживая от того, что она убила Адрика. Мне не нужен был в команде мужчина, которого смогла завалить мягкосердечная женщина. – Повтори.

– Но…

– Повтори.

– Это была самооборона, – безэмоционально повторила она.

Я не знал, зачем протягиваю эту крошечную оливковую ветвь. Может быть, из-за льющихся слез, но по большей части потому, что уже давно – если вообще когда-либо – я не встречал женщины с чувствами. Мила была для меня неизведанной гаванью, до краев наполненной бескорыстием, которого я не понимал. И, как кошка с мышью, я хотел немного поиграть с ней.

Я схватился за изгиб ее обнаженной талии, такой тонкой, что я, вероятно, соприкоснулся бы пальцами, если бы обхватил ее ладонями. Талия была не тем, что я замечал в женщине в первую очередь, но с тех пор, как я раздел Милу в ее гостиничном номере, я хотел держать ее за талию, пока она скакала бы на мне – позиция, которая мне обычно не нравилась. Я приписал это странное желание тому факту, что никогда раньше не ждал так долго возможности трахнуть женщину, которую хотел, и в таких условиях самые незначительные мелочи заставляли меня чувствовать себя так, будто я снова только что вышел из тюрьмы после четырехлетнего воздержания.

Я положил другую руку рядом с ее головой и пропустил меж пальцев светлый локон.

– Поставлю крест в коридоре, как вы, американцы, делаете на месте автокатастроф. Можем даже вместе развеять его прах, если тебе станет от этого легче.

Ее полный отвращения взгляд встретился с моим.

– Разве ты не должен красть девственниц и терроризировать Москву? – спросила она.

– Город может спать спокойно, если только я не столкнусь с твоим отцом этим вечером. – Хотя это могло быть и ложью, я всегда был оптимистом, если дело касалось бизнеса и убийств.

Она сглотнула и снова обратила взгляд к потолку.

– Как благородно.

– Когда говоришь громкие слова, становится труднее поступать правильно, – протянул я, прежде чем прикусить ее подбородок.

Она прерывисто вздохнула.

– Ты неисправим, ты ведь знаешь это?

– Значит, мне нужно чье-то вмешательство. – Я провел большим пальцем под изгибом ее груди, легчайшей из ласк. Ее груди приподнимались с каждым вздохом, соски проступали под футболкой, и это напомнило мне, какие они чувствительные и сладкие.

Скользнув губами к ее уху, я сказал:

– Ручаюсь, я смогу заставить тебя кончить, просто пососав твои сиськи, котенок.

Дрожь, пробежавшая по ней, была единственным свидетельством того, что она еще не закрылась от меня, поэтому я продвинулся немного дальше. Почувствовав тяжесть ее обнаженной груди, я сжал мягкую плоть и провел большим пальцем вокруг соска, затем втянул губами кожу на шее, там, где билась жилка, потянул кожу зубами, чтобы оставить еще один след. Ее грудь начала подниматься и опускаться быстрее, но она отказывалась признавать присутствие моих рук на ней.