11 сентября присяжным понадобилось всего двадцать семь минут, чтобы признать Уэстина виновным в предумышленном убийстве при отягчающих вину обстоятельствах, что лишало подсудимого права на снисхождение при определении меры наказания. Спустя девять дней, 20 сентября, судья Сэм приговорил Уэстина к смертной казни, назначив ее на 29 октября. Вынося смертный приговор, судья заявил, что основной уликой против Уэстина являются показания Берты Пул.
…В течение всего процесса Честера Вирлока не покидала мысль об анонимном звонке по телефону, и в ушах у него не умолкал голос, утверждавший, что убийца вовсе не Уэстин.
Весь август и сентябрь стояли жаркие, душные дни, и только в первой неделе октября повеяло прохладой. Хотя городские газеты давно перестали писать об убийстве Элен Макдафф, а пересуды и сплетни среди горожан поутихли, происшествие не было забыто. Близился финальный акт – исполнение смертного приговора над Уильямом Уэстином.
Макдафф продал особняк одной супружеской чете из Нью-Йорка, однако новые владельцы собирались переехать только будущей весной, и дом стоял безмолвный и темный; лужайки, цветочные клумбы, живые изгороди пришли в запустение.
Макдафф окончательно поселился в гостинице «Крофт». После того, как на процессе Уэстина всплыли на поверхность факты безнравственного поведения Элен Макдафф и нежелание самого Макдаффа замечать многочисленные измены жены, ему пришлось долго прятаться от назойливых репортеров. Группа Смэггенса немало потрудилась, чтобы через газеты скомпрометировать Макдаффа как одного из политических лидеров штата, и сейчас он много разъезжал по избирательным округам и участкам, стараясь всеми правдами и неправдами восстановить свою репутацию. Со дня на день ожидали сообщения о том, что на предстоящих выборах губернатора штата кандидатом группировки Слипера-Макдаффа выдвинут судья Сэм, а это означало бы, что именно он и станет следующим губернатором. Никто не сомневался, что Макдаффу и его подручным удастся замять последствия скандала, и он по-прежнему останется у руля политической жизни штата.
Честера Вирлока уведомили, что по результатам очередного медицинского осмотра его увольняют на пенсию с января будущего года. Между прочим, еще за три дня до обследования Вирлока Макдафф лично навестил врача, проводившего медосмотр…
Обитатели Бэккер-авеню предпочитали не вспоминать о процессе над Уэстином, о том постыдном, что творилось за красивыми фасадами особняков их фешенебельного района и получило огласку на суде во время допросов Макдаффа, Эша, Вудроу, Этты Саймонсон и Роланда Гуда. И тем не менее на возобновившихся званых обедах и вечеринках нет-нет да и заходила речь о процессе.
Этта Саймонсон большую часть времени проводила дома. Роланд Гуд собирался уехать месяцев на шесть в Европу. Нонна Эш с головой ушла в разные домашние хлопоты, но время от времени ухитрялась напиться до положения риз.
Гарольд Кэйджен пытался заниматься своими адвокатскими делами с таким видом, будто ничего не произошло, но судья Дэйл ничего не забыл и пользовался каждой возможностью, чтобы скомпрометировать его перед клиентами.
Предполагалось, что Гомерех в начале будущего года уйдет в отставку и будет назначен судьей вместо Сэма. Эллендер вел себя так, словно он уже сидел в кресле начальника управления внутренних дел. Он лично вручил Фэйну выписку из приказа о его увольнении с января будущего года в виду «болезненного состояния, вызванного хроническим ожирением».
И Вирлок и Смит были отстранены от работы в прокуратуре штата. Смита перевели на ночную работу «по контролю за соблюдением закона о торговле спиртными напитками». Встречались они теперь редко, а если и встречались, не находили общих тем для разговора. Коллеги игнорировали их, и Вирлок, изо дня в день занимаясь чисто канцелярскими делами, ни к кому не ходил и ни с кем не виделся. Он считал, что выполнил свой долг, и сознание этого приносило ему известное удовлетворение. Постепенно притуплялось беспокойство, вызванное осуждением Уэстина, и опасение, что он что-то пропустил, не заметил; постепенно переставала волновать и неразгаданная тайна анонимного телефонного звонка… Все чаще Вирлок начинал думать, что Уэстин все же виновен, а он, Вирлок, во многом ошибался. Сейчас его главным образом тревожили отношения с женой. После увольнения он мог устроиться самое большее каким-нибудь ночным сторожем с мизерной зарплатой, что сулило серьезные материальные затруднения. Он-то не боялся их, но Юнис…
В начале осени, совпавшей в том году с ранними заморозками, Уэстина перевели в тюрьму в Милледжвиле. Молчаливый и мрачный, Уэстин ждал ответа на поданную Кэйдженом апелляцию. Высшие судебные инстанции оставили приговор в силе, и тогда Уэстин пытался бежать из тюрьмы, но был схвачен и брошен в карцер. После этого он целыми днями спал или пытался читать; он никому не писал сам и ни от кого не получал писем. По ночам он подолгу плакал, уткнувшись лицом в жесткую подушку.