Темно и холодно

Еще один день клонится к вечеру. А я ничуть не ближе к разгадке твоей смерти, Настя. Значит, будет еще один день… потом еще и еще. Наверное, я заслужил это. Годы, проведенные рядом с тобой, не сделали меня внимательным, чутким, понимающим. Не помогли предотвратить нелепую смерть Женьки, а теперь и необъяснимую потерю тебя.

Сегодня встречался с твоей подругой. Я считал, что это твоя лучшая подруга — вы часто общались по телефону, она приходила к тебе в гости. Неужели, она и вправду была самой близкой тебе? Лена Марченко, невысокая брюнетка лет сорока пяти? Мокрая курица с бессмысленно хлопающими глазками со скрипучим тоненьким голоском, которая полчаса вздыхала и несла какую-то чушь о нелегкой женской доле? Сочувственные всхлипывания и испуганный взгляд из-под очков? Она считает виновником меня, хоть и не говорит об этом. Что она может знать о тебе, если ее мысли не могут двинуться дальше образа мужа-варвара и жены-жертвы? Воспитанница женских книг про любовь, телесериалов, ток-шоу для женщин… Неужели тебе было интересно с этой «божьей коровой», которая не видит дальше собственного носа? И на встречу с ней я возлагал столько надежд. Увы, дома ее ждал обед, стирка, уборка и очередная серия какого-нибудь шедевра по одному из каналов — которая произведет на нее неизгладимое впечатление, поделиться коим она найдет с кем и без тебя. Через полчаса она поспешила унести ноги. И хорошо. Под конец я с трудом сдерживался, чтобы не наорать на нее. Мне жаль своих иллюзий, я надеялся найти в ней мыслящего человека, хотя бы примерно такого, каким была ты. Надежд было немного, но я был бы рад любой здравой мысли, хоть какому-то объяснению. Черт побери, неужели среди твоих знакомых тоже не было ни одного человеческого лица? Ни одного друга, который мог бы мне помочь разобраться в том, что произошло.

14 декабря.

Вчера вечером, когда я задремал в кресле, раздался телефонный звонок. Спросонья я даже не вспомнил о том, что живу в чужой квартире и что звонят скорей всего не мне. Поэтому особо не удивился тому, что звонивший сразу узнал меня и назвал по имени. Все это было словно продолжением сна. Уже после того, как я положил трубку, этот звонок показался мне странным — с какой стати, да еще так поздно? Хотя сейчас, когда уже наступило утро, я понимаю, что в этом звонке не было ничего необычного. Просто поздним вечером в чужой пустой квартире все кажется каким-то неестественным.

Это звонил Киселев, договорились с ним о встрече сегодня в 15 часов в кафе «Джулия».

Начальник Настиного отдела. Она работала бухгалтером в банке на протяжении нескольких лет, а руководитель ее подразделения сменился около года тому назад. Настя еще, помнится, смеялась, рассказывая об этом новом своем «наставнике». Настя смеялась… Да, такое бывало, хоть и редко. Заразительный такой смех, сердечный. Видимо, это парень на самом деле казался ей забавным, хотя в дальнейшем речь о нем заходила редко.

Встретиться с ним довелось на Настиных похоронах. Собственно, в организации похорон во многом помог именно банк, представлял который как раз Киселев. Не понравился мне. Скользкий, суетливый карьерист средних лет с барскими замашками. Избалованный властью чиновник. Таких немало, насмотрелся я на них. Убогий. Понятно, почему его назначение так рассмешило Настю. Никакого желания встречаться с ним у меня никогда бы не возникло. Но вот как все обернулось, теперь эта встреча нужна мне, если я хочу докопаться до истины. Хотя сомневаюсь, что разговор с Киселевым сильно поможет мне — это ж наверняка сама осторожность в высказываниях и действиях. Ему и самому встреча со мной не особо нужна — так, для галочки… Забота о сотрудниках… «Как вы? Не надо ли чем помочь?» — вкрадчивым, насквозь фальшивым голосом. Я предпочел бы поговорить с Настиными коллегами по отделу. Может быть, удастся даже сегодня? Хотелось бы. Хотелось бы, чтобы вечером я смог записать сюда что-то стоящее, что-то важное, что-то проясняющее…

15 декабря.

Сорвался.

Я в ужасе.

Неужели сорвался?..

Снова похмелье. Как давно я не прикасался к бутылке. Полузабытое мерзкое состояние. Зачем?

Пустота… Мрак, холод. Неужели я все же не смогу?..

Ничего не соображаю.

Надо вспомнить, что было вчера.

Киселев. Да. Встретились, как условились. Пустой разговор, как я и предполагал. Сияющая лысина, бегающие глазки, потная узкая ладонь. Это не друг, этот не поможет. Его услужливая улыбка вызывает желание отвернуться. Его сочувствие еще хуже того, что городила Лена Марченко. Почти смешно было наблюдать, как он нахмурился, когда я спросил его, во сколько в тот день ушла с работы Настя и провожал ли ее кто-то. Бездарно изобразил тяжкое переживание от воспоминания. Потом изрек, что она ушла около одиннадцати и попросила ее не провожать. А затем начал плести что-то вроде «понимаете, у нас трудности с водителями…» Другого и не ждал от него. Было очень трудно довезти женщину до дома хотя бы на своей машине. Ясно, что ему не было и нет до нас с Настей никакого дела.