— Считай, что шестая комната в западном крыле снята на целую ночь. — Лазарь взял Камео за руку и потащил сквозь толпу.
Когда они вышли из общественных помещений, стало ясно, что здание построено так, чтобы запутать нарушителя. Вооруженные охранники шагали по коридорам и стояли у некоторых дверей, но никто не чинил ему препятствий. Посланники могли общаться телепатически, и Ксерксес, должно быть, дал своё согласие. Возможно, потому что они тоже приняли сторону Гадеса, а значит, были союзниками.
Когда они подошли к номеру, он открыл дверь и рукой показал Камео зайти внутрь. Она прошла мимо него, оставив сладко пахнущее облако после себя, и его рот наполнился слюной.
Со зловещим щелчком дверь захлопнулась.
Он быстро оглядел комнату. Номер был небольшим, но навороченным. Каждый предмет мебели был для чего-то предназначен… для чего-то романтичного. Зеркала на потолке, лепестки роз поверх одеяла.
— Подожди, — Камео выставила руки вперёд, останавливая его. — Что насчёт Джульетты?
— Она может подождать. А ты и я никак не можем, — он мягко оттолкнул её руку, нарушая личное пространство… и поцеловал.
Она страстно ответила, без намёка на печаль. Камео была не просто сладкой, она была его самой любимой конфетой. Не просто опьяняла, а полностью поглощала. Она не была его одержимостью, всем для него.
Он обхватил её затылок, запустив пальцы в шелковистые волосы. Она замурлыкала от удовольствия, и Лазарь довольно зарычал. Его чувства обострились, дыхание смешалось с её, становясь необходимым для его выживания. Его спасительная помощь.
Возбуждение бурлило в нём. Волны всевозможных ощущений накатывали и пульсировали вокруг. Кристаллы болели, возможно, распространялись дальше, но ему было всё равно.
Он поглощал её, боясь, что уже никогда не насытится, не утолит жажду, и будет хотеть больше и больше. Ему необходимо больше.
Во многих смыслах она им владела. Лазарь был её рабом гораздо в большей степени, чем когда-то Джульетты.
Эта мысль должна была его напугать. Вызвать панику. Но он остался на месте, не желая ее отпустить. «Моя!»
Тяжело дыша, она проследила пальцем по своим пухлым красным губам.
— Ты нашёл меня, — выдохнула она.
Он почти заревел, почти схватил и приготовился к новому поцелую. «Нельзя слишком быстро и сильно на неё давить». Несчастье воспользуется этим для удара.
— Я всегда найду тебя, солнышко.
— Потому что хочешь заняться со мной сексом?
В ее голосе проскользнули следы горечи… усилив возбуждение.
— Да. Ну, так почему бы не начать?
Глава 17
Камео охватила дрожь, и, казалось, что ее с головы до ног покрыло тёплым мёдом. В одно мгновение, тоска, с которой она так неистово боролась, возродилась с новой силой. Камео затрепетала. Её кровь почти закипела. Живот напрягся. Между ног разлилась боль.
Несчастье зашипел, ведя себя как избалованный ребёнок. Он бил её череп изнутри снова и снова, вызывая странное покалывание, которое поддразнивало уголки сознания.
«Я сделаю это. Рискну. Я пересплю с Лазарем и буду молиться, что не потеряю память. Буду молиться, что нужна ему».
Если она потеряет хоть частичку воспоминаний о нём — его взгляд во время близости, будто она была всем правильным в мире ошибок, руки на её чувственном теле, в волосах, его поцелуи, которые заставляли плавиться — нет, лучше умереть.
— Снимай рубашку, — прохрипела она.
«Позволь насмотреться на то, ради чего рискую рассудком… и своей жизнью».
Мышцы его челюсти напряглись.
— Моя одежда останется. А ты свою снимешь.
Он шутит? Наверняка шутит. Но…
Зеркало предупреждало об этом. Все разы, когда они занимались любовью в видении, он был полностью одет.
— Ни за что, — ответила она. — Снимай.
— Сначала дамы… мужчины — никогда.
Он потянулся к рубашке, которую порвал, но она хлопнула его по рукам.
— Око за око, — настаивала она.
— Я бы предпочел смотреть на грудь.
— Что же, очень плохо, — она слезла с кровати. — Чтобы увидеть меня, тебе придётся показать себя.
— Прекрасно, — он стянул рубашку через голову и замер, даже не смея дышать, пока она его осматривала.
С чего такое сопротивление? Он был великолепен. Мышцы бугрились во всех нужных местах: на руках, груди, прессе, создавая целый плацдарм для её изучения. Искушая её. Разжигая в ней желание прикоснуться, изучить на вкус, исследовать тело. От шеи и ниже его кожу покрывало несметное количество тату. Розы с шипами и черепа сплетались с различными насекомыми, глазами, бабочками. Оба его соска были проколоты, от пупка до пояса кожаных брюк спускалась дорожка тёмных волос.
Чистое совершенство мужской красоты.
Её мозг расплавился. А яичники заработали на полную силу.
Под татуировками его бицепсы испещряли мерцающие линии. Раны, как он однажды назвал их. Сейчас они стали толще и длиннее.
Когда она начала всматриваться в них, он прикрыл линии руками. Лазарь был таким неуверенным? Или боялся, что ему станет хуже?