Тело в силосной башне

Женщина оставила Бридона у ворот, не переставая рассыпаться в комплиментах. Он не стал терять времени даром. Прежде чем сюда прибудет полиция и начнет рассматривать действия Бридона как вмешательство в работу полиции, надо сделать одну вещь. Он должен убедиться в фактах, на которые указывал термометр в дальнем конце сада. Бридон быстрым шагом двинулся назад по тропинке, бросил еще один напрасный взгляд на то место, где прежде лежал окурок сигары, а затем обратил все внимание на термометр. Температура повысилась, поскольку летнее солнце набирало силу, туман рассеялся, и термометр показывал теперь 70 градусов. Минимальными показаниями самой низкой ночной температуры по-прежнему оставались 59 градусов. Однако максимальный индекс, составлявший всего час или два назад 68 градусов, если верить столбику ртути, теперь превратился в 72. Обстоятельство, возможно, оправдывающее его грубое восклицание:

– Черт, да будь я проклят!

Глава 11 Лагерь у реки

– Нет, это абсолютно ничего не даст, – сказал про себя Бридон. – Абсолютная бессмыслица, в которой я не разобрался… по крайней мере, пока. Кто-то проходил по этому саду вчера ночью или ближе к вечеру и проделывал какие-то манипуляции с этим максимально-минимальным термометром. Он сдвинул оба индекса до столбика ртути, да так и оставил. Ночью температура воздуха опустилась до 59 градусов, и минимальный индекс так и указывал – ровно 59, так что здесь все в порядке. Примерно в восемь утра температура поднялась до 68, и максимальный индекс поднялся вместе с ней. К полудню или около того столбик ртути дополз до 70, а максимальный индекс показывал 72. Это невозможно. Стало быть, кто-то между восемью утра и полуднем вдруг решил изобразить, будто к термометру прошлой ночью вообще никто не прикасался. Если этот кто-то – человек, о котором упоминали раньше, то Уорсли никак не мог иметь отношения к данной истории, поскольку мертвецы с термометрами играть не могут. Вообще похоже на то, что это мог быть кто угодно, но только не аккуратист-садовник, не поленившийся убрать бумажную шапочку и окурок сигары, а также очевидно проглядевший маленький белый бантик с наклейкой, лежавший или под шапочкой, или где-то рядом с ней. Иными словами, некто был задействован, нанят этим утром с восьми часов для подчистки чьих-то следов. Стоит ли Бридону идти к инспектору полиции и рассказывать ему об этом? Что толку? Нет, конечно, с настоящим полицейским, таким, как Лейланд, можно было бы иметь дело и довести информацию до его сведения, но господа из Херефорда абсолютно безнадежны. Наверняка они стали бы расспрашивать о размере бумажной шапочки – седьмого или восьмого. Господи, имей я здесь хоть какие-то полномочия, я бы показал им всем!

День выдался бестолковый. Арнольды, жившие поблизости и хорошо известные в местных кругах, сели в машину и уехали домой. Остальных вежливо, но настойчиво попросили остаться до конца предварительного расследования. Могло показаться абсолютно бессердечным покидать дом в такой момент с очевидным намерением поразвлечься где-то на стороне. Тем не менее и дома, и вне его никого не оставляло ощущение, что он является здесь обузой. Вконец вымотанные, но не растерявшие рвения полицейские замеряли бесчисленные следы от шин, оставшиеся в пыли после вчерашнего приключения. Репортеров быстро отогнали от входной двери. В бильярдной врач проводил вскрытие. Телефон трезвонил безостановочно – звонили с расспросами деловые партнеры и почитатели покойного, поступали соболезнования от друзей. Отвратительная обезьяна бродила, задрав вверх хвост, из одной комнаты в другую, ловила на себе любопытные взгляды и не проявляла к человеческим существам ни малейшего интереса. Иногда она же выходила на улицу, усаживалась посреди дорожки, точно передразнивала действия возмущенных полицейских, делающих замеры. Уолтер Халлифорд, бледный, но на удивление спокойный, был вынужден справляться со всем этим кошмаром в одиночку. Никто не мог ему помочь, но никому не хотелось выглядеть, словно они избегают его общества. Солнце безжалостно припекало, словно с присущим ему отстраненным юмором насмехалось над невзгодами, что обрушились на частные владения. Раскаленный воздух дрожал. Непрестанно и оглушительно гудели механизмы силосной башни, куда теперь открыли доступ – ведь тело уже не мешало и рабочие стремились наверстать упущенное. Люди могли свободно приходить и уходить, но гиганта надо было непрерывно подкармливать, и вот рабочие из рук в руки передавали и забрасывали в его ненасытную утробу снопы срезанных стеблей, затем превращенные или в корм для скота, или яд для человека.