Тело призрака

"Наука, не останавливаясь на том, чтобы только лечить, восстанавливать здоровье заболевшего организма, уже ставит вопрос о произвольном создании пола, об омоложении и т. д. Я уверен, что наступит момент, когда наука станет так могущественна, что в состоянии будет воссоздать погибший организм. Я уверен, что настанет момент, когда по элементам жизни человека можно будет восстановить физически человека. И я уверен, что, когда наступит этот момент, когда освобожденное человечество, пользуясь всем могуществом науки и техники, силу и величие которых нельзя сейчас себе представить, сможет воскрешать великих деятелей, борцов за освобождение человечества".

Владимир Ильич был потрясен. "У них получилось! — подумал он. — Они сделали это ради освобождения человечества".

Ленин начинал понимать, к какой миссии его готовили. "Миссия" и "мессия", в принципе, одно и то же, — рассуждал он. — Значит, есть огромный смысл в том, что Иван Иванович связал воедино Христа и Ленина".

Теперь его уже не затягивало в воронку, наоборот, Владимир Ильич почувствовал, будто тело раздается во все стороны, становится всеохватным. Оно поднимается легким ветерком и парит над землей.

Он долго скользил взглядом по полкам стеллажа, пока, наконец, не нашел внезапно понадобившуюся ему книгу. На черной обложке сияли золотом буквы "Новый Завет и Псалтирь".

Полистав томик с конца, он остановился на странице со словами: "Откровение святого Иоанна Богослова". Взгляд его задержался на фразе: "Я есмь Первый и Последний, и живой; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти".

Владимир Ильич внимательно прочитал до конца произведение, которое показалось ему очень знакомым. Но на этот раз память ничего не подсказывала, где и при каких обстоятельствах он познакомился с "Апокалипсисом".

В конце он обратил внимание на то, как совпадает одна из фраз с тем, что он прочел в брошюре о Карпове. В "Откровении", где говорилось о Новом Иерусалиме, было написано "Спасенные народы будут ходить во свете его, и цари земные принесут в него славу и честь свою".

"Но что я могу сделать для людей? — эта мысль прервала полет, который он до сих пор ощущал. — Очевидно, что человечество нужно спасать. Но оно настолько запуталось в своих проблемах, что вряд ли хватит сил у одного человека все их решить".

Что-то опять начало беспокоить Ленина. Он долго пытался понять, что именно, и, наконец, сформулировал вопрос, который и пугал, и в то же время приносил блаженство:

"А человек ли я?"

18

Анатолий проснулся рано, почувствовав в теле бодрость и готовность идти хоть на край света за разгадкой головоломки, подброшенной Мавзолеем.

Наскоро перекусив стандартной яичницей и выпив большую кружку черного кофе, он принялся чистить зубы. Делал Сивцов это, как, впрочем, и почти все другое, по собственной "методе". Когда-то рассудив, что более всего нуждаются в белизне передние резцы — все-таки "витрина" лица, — он уделял им повышенное внимание. Еще свежей пастой тщательно тер их — сверху вниз снаружи и изнутри. По каждой паре зубов щетка проходилась ровно пятнадцать раз. Поначалу Анатолий даже вел счет. Но потом уловил в "считалке" определенный ритм, полностью совпадавший с народными частушками. Он напевал: "Сидит Ваня у ворот, широко разинув рот. И никто не разберет, где ворота, а где рот", — и четыре зуба были почищены. Но к передним он обращался еще восемь раз: шоркал их, когда двигался по наружной стороне верхних зубов от щеки справа, потом слева, затем то же самое проделывал с нижней челюстью и, наконец, все эти процедуры повторялись на внутренней стороне зубов. Их чистка заодно служила для тренировки памяти: каждое утро требовался почти десяток частушек, и Сивцов старался менять репертуар. Вот и сегодня он вспомнил очень старое "кавказское" четверостишие, которое слышал еще в юности: "На горе стоит ишак и мигает правый глаз. Почему он не идет? Негде делать поворот!"

Это стало заключительным "аккордом": ему "подпел" звонок мобильного телефона. Быстро вытерев губы, Сивцов пошел отвечать. В трубке загудел голос генерального прокурора. Тот приходил на работу ни свет ни заря, наверное, специально, чтобы раздавать ранние поручения подчиненным, где бы они не находились.

— Кремль пошел нам навстречу, — сказал он. — Так что можешь обследовать тоннель.

Анатолий, который стоял в трусах, даже подпрыгнул от приятной и неожиданной новости. Начальник продолжал:

— Только не бери много людей, обойдись минимумом. А понятых они из своих дадут. Так что в девять тридцать тебя будут ждать у Мавзолея. Должен успеть!

— Конечно, я уже готов, — поспешил заверить Сивцов. — Спасибо вам, товарищ генпрокурор!

— Да ладно тебе с чинами. Ты дело делай! А теперь — будь здоров, — и начальник отключился.