Это тот же механизм, что делает для вас невыносимыми любимые причуды бывшего партнера. Те из них, которые еще недавно заставляли вас задыхаться от счастья, становятся противны до омерзения, когда любовь собирает свои манатки и сваливает. О, тот головокружительный карнавал милых привычек. Где перемешаны невпопад трогательный акцент в произнесении некоторых слов. Своя манера держать ложку и вилку и даже голову в такси, когда машина делает еле заметный вираж. Неискоренимая привычка строить из себя знатока в магазине спиртных напитков. Наверняка вы испытывали подобное, когда давились от смеха, пока ваша половинка блистала познаниями в области марочного виноделия. Все эти едва уловимые машинальные жесты, такие милые обожающему сердцу, оборачиваются настоящим кошмаром, когда любовь решает вдруг смотать удочки. Тогда один вид ароматических свечей, расставленных на столе сердечком, выворачивает ваше сердечко наизнанку с желудком в придачу.
Мое сердечко разбито видом этого окна. Оно как немой приговор. Сердце разбито, но меня ни капельки не тошнит.
Хм, моя теория тут же находит исключение в моем собственном лице. Здравствуй, грусть.
34
Я затрудняюсь определить, сколько мне еще осталось жить. Я полагаю, с голоду тоже в одночасье не умирают. От радости тут не попрыгаешь. Особенно не с чего. Днями напролет созерцать, как ты медленно угасаешь, все с большим трудом выползая на водопой к источнику воды. И все это ради того, чтобы в один прекрасный день бесславно подохнуть в одиночку на пороге собственного сортира.
А ведь я был так недалек от цели! Я был настолько уверен, что моя злоба запросто переплюнет ее в весовой категории, что моя ненависть окажется жирнее ее. До такой степени я был убежден в этом, как будто отныне и навсегда где-то была предначертана победа всех Давидов над всеми Голиафами, что даже создал себе подставную семью, клан, свою мафию, которая с наступлением ночи собирается над шахматной доской решать мою партию. Команда белых состояла из Жака, волшебной горошины моей принцессы и меня самого. Черных — из Питера Пена и армии лилипутов. Маленькие и слабые должны побеждать всегда. Так я понимаю. Чего же логичнее, чем взять за образец лучшие из их маленьких побед! Ведь мы все братья по оружию, а оружие у нас одно — хитрость, потому и шахматные партии тянулись целую вечность. Когда король лилипутов посадил королеву к себе на закорки, чтобы переправить ее на другой конец поля, мы с моей командой тут же освистали этот ход в знак протеста. Теперь у нас, белых, будет целых два часа в запасе, чтобы переиграть все стратегии, применимые для выхода из безвыходного положения, в которое мы, как всегда, загоняем себя неверным ходом в начале игры из-за того, что горошина Жака частенько витает в облаках.
35
Каждую среду мы с моей матушкой ходили в ресторан после ее визита к парикмахеру, долговязому и очень худому дядечке, который при своем росте и худобе непонятно каким чудом умудрялся сохранять вертикальное положение. У него были руки необычайной длины, чрезмерной. Они развевались вокруг тела, как праздничные ленты вокруг ярмарочных качелей. Я был уверен, что они не отрывались при малейшем порыве ветра только благодаря каким-то колдовским чарам. Мамино появление всегда сопровождалось у него безудержной жестикуляцией. А как поступили бы вы, если бы Папа Римский вдруг ни с того ни сего ввалился к вам в кухню без всякого предупреждения? От скорострельности и количества его речевых боеприпасов у меня неизменно начинала кружиться голова, он топил меня своим словесным поносом так, что в итоге я оказывался в головомоечном кресле. Матушка сидела у меня по правую руку, а по левую руку сидела одинокая старушка с восстанавливающей маской на лице. Она была настолько неподвижна, как будто приехала сюда только для того, чтобы не помирать в одиночку. Подозреваю, что я был недалек от истины. Регулярно раз в месяц я должен был проходить через две тысячи рук этого ненасытного спрута из китайского шелка. Вооруженное ножницами, это непредсказуемое животное казалось мне таким же опасным, как шальная пуля, попавшая в бронированный сейф. Мне частенько случалось вскрикивать от испуга, закрывая глаза руками. Я всерьез опасался, как бы в порыве вдохновения он мне однажды не выколол глаз.