Телемак

Избери старейшин для надзора за семейным бытом и нравами. Бодрствуй и сам ты, царь и пастырь народа, призванный пещись денно и нощно о стаде! Бдительностью предупредишь и обуздаешь много неустройств и злодеяний. Преступления, которых не можешь предварить, немедленно и строго наказывай. Прямая милость – пример, останавливающий зло в самом начале его распространения. Каплей крови, пролитой правосудно и благовременно, можно сберечь реки крови и быть народу в страх, не обнажая часто меча правосудия.

Но какое ненавистное правило считать угнетение народа единственным щитом безопасности, оставлять его во мраке невежества, устранять от пути к добродетели, не дорожить его любовью и жезлом грозного страха доводить его до отчаяния, до ужаснейшей необходимости подавить в себе всю надежду свободно дышать или свергнуть с себя иго мучительной власти. Такими ли средствами утверждается безмятежное царствование? Такой ли путь ведет к славе?

Помни, что самовластнейшее правление есть правление самое слабое. Там все для одного, один все возводит и все сокрушает. Но зато царство страждет, земля, невозделанная, зарастает диким терном, города пустеют, торговля упадает. Царь, великий силой подданных, именем только царь, без народа, сам истаивает при нечувствительном истаивании подданных, источников его богатства и силы. Область его истощается в людях: потеря величайшая и невозвратная! Подданные его, все рабы самовластия, осыпают его лестью, лицемерно поклоняются ему, трепещут его мановения. Но пусть поколеблется счастье – страшная власть, возшедшая на верх наглого насилия, вдруг потрясается, не находит ни опоры, ни убежища в сердце народа, ожесточенные члены утомленного тела давно уже воздыхают о низвержении ига: от первого удара кумир падает и, попранный, сокрушается. Страх, недоверчивость, месть, презрение, злоба, – все страсти в союзе против столь ненавистного владычества, и тот, кому в благополучии никто никогда не смел сказать правды, в несчастии также никого не находит, кто захотел бы быть его заступником посреди общей хулы и осуждения.

Идоменей, убежденный в истинных основаниях блага народного, немедленно приступил к разделу праздных земель, к водворению на них бесполезных художников и к исполнению всего предначертанного, оставив часть полей каменщикам, которые должны были обратиться к земледелию по окончании всех работ в городе.

Часть вторая

Книга тринадцатая

Рассказ Идоменея о любимце его Протезилае.

Филоклес, другой его любимец, жертва коварства.

Уже слава о кротком и мирном правлении Идоменеевом созывает со всех сторон в Салент иноземцев, все спешат сопричиспиться к его народу и искать благоденствия под сенью вожделенной державы.

Поля, дотоле покрытые дикими тернами и тунеядными растениями, обещают богатую жатву и плоды, прежде неведомые. Земля, послушная плугу, раскрыв свои недра, готовит возмездие за труд хлебопашцу. Надежда воскресает в светлой ризе веселья. В долинах и на холмах овцы скачут по тучной траве. Стада волов и юниц оглашают громким ревом высокие горы. Стада служили к удобрению полей. Ментор нашел средство снабдить скотом Салентскую область. По совету его Идоменей отдал певкетам, соседнему народу, за скот, нужный его подданным, излишние, из Салента изгоняемые вещи.

Город и села окрестные наполнились юношами, цветущими здоровьем и красотой. В унылой бедности долго истаивая, они не смели подумать о браке, боялись приложить к бедствиям новое бедствие. Но когда увидели в Идоменее человеколюбивое сердце и желание быть им отцом, то забыли и голод, и прочие казни, которыми небо карает землю. Скоро везде стали слышны брачные песни пастухов и земледельцев, всюду веселые клики. Казалось, что Пан, сатиры и фавны под звуки цевниц [21] плясали с нимфами в роскоши прохладных теней. Все было мирно, все веселилось, но радость не выходила из пределов умеренности, удовольствия после труда служили отдохновением и оттого были еще непорочнее и сладостнее.

Ветхие старцы, изумленные свидетели событий, которых не ожидали в преклонности века, плакали от удовольствия и умиления, воздевали к небу немощные руки и восклицали:

– О великий Юпитер! Благослови царя, подобного тебе благостью, дар твой нам драгоценнейший. Он живет для блага рода человеческого, воздай ему за наше благоденствие. Поздние потомки, плоды браков, им покровительствуемых, будут обязаны ему всем, самой жизнью: он истинный отец своих подданных.

Каждая чета изъявляла радость хвалой виновнику столь благотворной перемены. Имя его было у каждого на устах, а еще более у каждого в сердце. Все алкали увидеть его очи и содрогались от одной мысли о его смерти. Кончина его была бы началом горестных слез в каждом семействе.

Признался царь тогда Ментору, что никогда еще не знал и не чувствовал, как сладко удовольствие делать добро и быть любимым.