Помню, я заметил несколько мелочей – бесстрастно, машинально, словно мое там сидение имело целью лишь одно: подмечать все увиденное. Хотя лицо старика было страшно, глаза на нем источали такой холод и ужас, что остальные черты его казались мне едва ли не дружелюбными. Кожа походила на вылинявший пергамент; совокупность складок и морщин придавала лицу непроницаемое выражение, не поддающееся разгадке. Глаза же были ужасны. Глядя на них, я подумал, что это вовсе не настоящие глаза, а механическая модель, работающая на электричестве, с крохотным булавочным отверстием в середине «зрачка», через которое на тебя тайно, с ледяным спокойствием взирает настоящий глаз. Подобные размышления, на деле, возможно, не имевшие под собой совершенно никаких оснований, привели меня в страшное смятение, вызвав в мыслях нескончаемые рассуждения о цвете и признаках этого настоящего глаза, а также о том, является ли он в действительности настоящим по сути, или же он – всего лишь другая модель, булавочное отверстие которой расположено на одной плоскости с первым, а настоящий глаз, спрятанный, возможно, за тысячами этих абсурдных покровов, смотрит через дуло сомкнувших ряды прорезей. Тяжелые, напоминающие сыр веки иногда опускались – медленно, до крайности устало, – а затем поднимались снова. Тело неплотно окутывал старый, винного цвета халат.
Охваченный беспокойством, я решил было, что это, возможно, его брат-близнец, но тут же услышал, как кто-то сказал:
Маловероятно. Если внимательно посмотреть на левую половину его шеи, можно заметить, что там – липкий пластырь или повязка. Горло и подбородок у него тоже перевязаны.
Отчаявшись, я взглянул и увидел, что это правда. Это вне всякого сомнения был тот самый человек, которого я убил. Он сидел в кресле и наблюдал за мной с расстояния четырех ярдов. Сидел он в одеревеневшей позе, не двигаясь, словно боясь потревожить зияющие раны, покрывавшие его тело. Мои же собственные плечи одеревенели от трудов с лопатой.
Но кто произнес эти слова? Они меня не напугали. Слышал я их ясно, но при этом понимал, что они не разносятся в воздухе, подобно леденящему кашлю старика в кресле. Они появились из самого моего нутра, из моей души. Прежде я никогда не думал и не подозревал, что у меня есть душа, но тут понял, что есть. Еще я понял, что моя душа расположена ко мне дружески, старше меня годами и озабочена единственно моим персональным благополучием. Для удобства я придумал душе имя – Джо. Я немного приободрился, узнав, что не совсем одинок. Джо был на моей стороне.