Она отвернулась.
В моей голове кружились беспорядочные мысли: знак, шестерня, наемник, татуировка… Что все это значит? Надо добраться до Тимерлана Гало, обязательно, и любым способом вытрясти из него все, что он знает!
— Я не понимаю, что делать теперь, — сказала Юна.
— Идем дальше, в Храм.
— Но как туда попасть? И я даже не знаю, о чем говорить с Гестом! Лука должен был что-то рассказать мне перед встречей с Владыкой. Лука, он… он появлялся в МехаКорпе раньше. Я не уверена, но, по моему, он был дружен с отцом. Это Лука сообщил ему, что Гест готов предоставить какое-то оружие против некроза в обмен на помощь в борьбе с мутантами. И я, как дочь главы Корпорации, должна была подтвердить, что МехаКорп выполнит свою часть соглашений. После переговоров я должна была остаться в Храме…
Так вот оно что! Я кивнул сам себе. С самого начала, несмотря на все объяснения Юны, мне казалось неестественным, что совсем молодую девчонку отправили на переговоры, от результатов которых зависит жизнь стольких людей и существование такой большой организации, какой, судя по всему, является МехаКорп. И дело было даже не в том, что в привычной мне реальности эти вопросы почти всегда решали мужчины, — просто видно было, что Юна Гало, как бы она ни пыталась казаться опытной и бывалой, еще почти подросток. И ее послали разговаривать с очень важными людьми, правящими Орденом Чистоты? Торговаться с ними, добиваться выгодных условий? Теперь все стало на свои места: Юна Гало как дочка главы Механической Корпорации — просто заложница. После переговоров она будет сидеть в Храме и одним своим присутствием гарантировать, что МехаКорп выполнит свою часть сделки.
Девушка тряхнула головой.
— Нам все равно надо обязательно попасть в Храм. Это единственный шанс спасти Арзамас. Я буду говорить с Владыкой и постараюсь убедить его.
— Нельзя здесь оставаться, нельзя. — Почтарь, обойдя зал, приблизился к нам. — Это ж самый восток Большой Московии, тут только зверье, мутафаги да братва медведковская шастает.
— А они откуда здесь? — донеслось сверху. В проломе показался карлик. — Здесь же ничейные территории.
— Недавно пришли, — сказал Почтарь.
— Да ты откуда под землей своей знаешь?
— По верху люди идут — а внизу эхо отдается, — непонятно ответил монах. — Мне внизу все слышно, все видно, когда нужно. Вам в Храм надо идти, больше некуда.
Снаружи раздался стук и шорох осыпающейся земли. Юна Гало зажмурилась, сжав кулаки, замерла на несколько мгновений, потом открыла глаза. Потерла ладонями щеки.
— Да, идем, — сказала она прежним решительным голосом. — Но сначала похороним Луку.
— Ну так чего вы там топчитесь? — проворчал Чак, по прежнему стоявший в проломе. — Мне одному могилу копать?
Мы вышли на поверхность. Когда-то здесь была обычная московская улица, а теперь — растрескавшаяся, в рытвинах, заросшая кустами и бурой травой асфальтовая полоса и руины вокруг. Стояла тишина, по высокому серому небу ползли облака. Прохладный ветер шелестел пожухлой листвой деревьев, растущих между развалинами жилых домов. Где-то далеко едва слышно гудел мотор.
Мне вдруг захотелось взлететь. Возникло ощущение, будто я в кабине самолета — но не своего штурмовика, а в легком спортивном самолетике, парю на потоке восходящего воздуха, отключив мотор… Юна упоминала каких-то небоходов с их дирижаблями. Интересно, есть у них самолеты? Пусть простенькие, типа того, в котором я хотел возить туристов на острова. Если мне суждено остаться в этой реальности, надо обязательно найти небоходов. Я не подземный крот, вроде Почтаря, но и не наземный житель. Мне нравится небо.
Чак стоял у стены полуразрушенного здания станции, сжимая обломок доски. Он успел раскидать камни и осколки бетона на небольшом пятачке и даже немного разрыть землю.
— Ну, помогайте! — Карлик вонзил острый скол доски в землю.
Я прикинул, что Чак ушел копать могилу еще до того, как Лука Стидич умер — была в этом какая-то циничная расчетливость, — но вслух ничего не сказал.
Почтарь, оказавшись снаружи, совсем сгорбился, прикрыл глаза и накинул на голову капюшон, стянув его края шнурком.
— Чем копаешь? — глухо пробубнил он. — Вот этим, этим сподручнее.
Монах расстегнул хламиду, распахнул полы. Под ней на ремешках висело много всего, и среди прочего — небольшая раскладная лопатка. Пока Почтарь отстегивал ее, я спросил у Чака:
— Сколько у тебя ножей и патронов? Дай мне их.
— Ножи? Ползуна тебе в зад, а не ножи, — откликнулся он. — Я без ножиков своих как без пальцев. Два их у меня — и ты ни один не получишь. А патроны — ладно, бери…
Хауда и один из пистолетов Луки остались внизу. Взяв патроны, я пересчитал их и сунул в карман куртки. У меня нож, у Чака их два, у Юны кинжал. Да гарпунер Почтаря… хотя его, скорее всего, можно не считать. Вон как монах жмурится и морщится на свету.
Доска Чака и лопата Почтаря со стуком ударяли в каменистую землю. Юна спустилась в вестибюль станции, а я, отойдя немного в сторону, залез на опрокинутую железную тумбу.
И понял, что гул мотора стал громче. Он приближался.