Технотьма (тетралогия)

Демир кивнул, и гребень на его голове закачался. Стоян, сняв с ремня динамитную шашку, полез в карман меховых штанов.

— Подожди, — сказал я, когда он достал огниво.

— Чиво-о ждать?! — прорычал кочевник и щелкнул кремнем, пустив сноп искр на короткий шнур. — Много их, щас тут будут!

Он выпрямился, и я крикнул:

— Тогда на край бросай, чтоб припугнуть только!

Он швырнул взрывчатку и пригнулся. Хлопнули выстрелы, потом громыхнуло, и наступила тишина. Покосившись на приближающийся термоплан, я сказал:

— Так, все меня слушайте. Последний раз говорю: там Орест. Он — мой учитель. Мой… шанти.

Обращенные ко мне лица разом посерьезнели. Это кочевники поняли хорошо: шанти — опытный воин, который обучает вступающего во взрослую жизнь юнца всем премудростям охоты и войны. Шанти может быть отец, а может и другой мужчина. Молодой кочевник не должен бросать в беде своего шанти.

— Вона как… — протянул Крум и, задрав подбородок, почесал короткую жесткую бородку. — Тогда плохо.

— Да, он у них. Если я сбегу — его убьют. Недавно был ядовитый дождь, они набрали кислоту в бочонок и будут поливать ею Ореста.

— Не отбить нам было вас, пока вы в кузове сидели, — произнес Демир. Единственный из племени, не считая вождя, моей матери и меня, он умел говорить длинными связными фразами, потому что долгое время был кем-то вроде нашего торгового агента и часто посещал поселки крымчан.

Старик приподнялся, и тут же внизу хлопнуло. Пуля взбороздила гребень, Демир присел, выругавшись на диалекте кочевников, и провел ладонью по волосам.

— Не стрелять пока никому, — приказал я, пробрался мимо братьев Верзил и выглянул сбоку от машины.

Стало темнее. Омеговцы уже не перебегали, а переползали от укрытия к укрытию. На кабине вездехода возникла фигура в плаще с накинутым на голову капюшоном, подняла бинокль.

Узнав Марка, я махнул ему рукой. Он помахал в ответ, посмотрел себе под ноги и кивнул.

Рядом появился Влас. Присев на краю кабины, протянул вниз руки — и выволок наверх Ореста. Поставил старика и вдруг ударил его в живот, а после сделал подсечку. Учитель упал на колени, Влас схватил его за волосы, задрал голову Ореста и заорал:

— Мутант, я тебя убью! Я тебя лично убью, запомни это!

— Молчать!

Голос Миры раздался где-то неподалеку — значит, она тоже пряталась за одной из куч щебня, вывороченных бетонных плит или пластов асфальта.

— Альб! — крикнула она.

— Здесь! — Я оглянулся на термоплан.

Он приближался к эстакаде с той стороны, где мы прятались. Вдоль борта тянулась длинная труба с большим ребристым набалдашником. Задний конец изгибался углом и уходил в стенку автобуса.

— Что ты вытворяешь, Альб? Мы же договорились…

— Думаешь, я поверил тебе? Я бы привел вас к машине, а что потом?

Из-за бетонной глыбы далеко внизу выпрыгнул омеговец, перекатился и бросился к куче щебенки. Слева от меня выпрямился и тут же присел Крум, грохнул пороховой самострел, омеговец упал.

Застучали ответные выстрелы, над нижней частью эстакады взвились дымовые облачка.

— Не стрелять, вам сказано! — прошипел я.

— Так они до нас доползут, — возразил Демир. — Скажи, пусть не двигаются.

— Мира, прикажи, чтобы твои люди оставались на месте, тогда мои не будут стрелять!

Она отдала приказ и потом прокричала:

— Что дальше, Альб?

— Опять мне баллон пробили! Опять!!! — донеслось сзади, и мы оглянулись.

«Каботажник» почти уткнулся передом автобуса в бетонные сколы. Высунувшийся из дверцы Чак с криком «Примите конец!» швырнул нам трос с петлей, Жив и Тодор подхватили ее и набросили на арматуру. Пропеллер отключился; едва заметно покачиваясь в порывах ветра, машина медленно разворачивалась. Трос натянулся, и арматура заскрипела. От емкости доносилось приглушенное шипение — газ выходил наружу.

— Что за сезон такой?! — разорялся Чак. Он снова был в шерстяной шапочке, которую натянул до самых бровей, под глазом его красовался здоровенный темно-синий фингал. — Тока взлетишь — тут же какая-то гнида тебе баллон дырявит! Я задолбался уже дыры латать! Сколько можно по нему стрелять?! Так, долго я тут не смогу висеть, на борт все давайте!

— Подожди! — Я снова повернулся к машине и приподнял голову над кузовом. — Мира!

— Ну? — крикнула она.

— Приведите Ореста! Я обменяю его на сведения о машине!

— И откуда нам знать, что ты не соврешь?

— Большаки, в гондолу! — снова позвал Чак. Его прервал звонкий голос Инки:

— Дядька! Ты, с волосами, который в вездеходе сидел! Тебя Дэу зовет, иди к нам!

Трос натянулся сильнее, арматура заскрипела, сгибаясь. Заднюю часть термоплана медленно разворачивало к эстакаде.

Я выпрямился, прошипев: «Не вздумайте стрелять!», вспрыгнул на кузов машины и снова позвал:

— Мира!

Она тоже выпрямилась — оказывается, сестра пряталась в проломе посреди эстакады — и залезла на груду щебня.

— Мира, у вас Орест, у меня сведения, — громко произнес я. — Обменяемся ими и разойдемся.

— Не держи нас за идиотов, Альб, — ответила она. — Мы не сможем отдать тебе поддельного Ореста, а себе оставить настоящего. А ты можешь сказать нам неправду, а сам будешь знать, где находится машина. Заберешь Ореста и полетишь прямо туда.