Технотьма (тетралогия)

Рядовой омеговец, оторвавшись от своего дела, подбежал к нам. Поднявшись на несколько ступеней, я взялся за край широкого проема с раздвинутыми створками и обернулся. В Большом доме тускло светились несколько окон, горели прожекторы на крыше. Почему-то возникло чувство, что я никогда не увижу его, вообще никогда больше не попаду в это место…

— Эй, заснул? — окликнул здоровяк. — Внутрь давай, в задний отсек. Отъезжаем скоро.

Подняв карабин, он полез следом, за ним стал подниматься омеговец.

Кузов поперек разделяла решетка от пола до потолка, из проема можно было попасть в обе половины, и я шагнул в правую, но Влас крикнул:

— Назад, я сказал! Для тебя тут место приготовлено.

В левой половине между боковыми стенками на высоте поясницы висела цепь. Сняв с пояса длинные наручники. Влас приказал омеговцу перехлестнуть их через нее и надеть на меня, а сам, отойдя к решетке, поднял карабин — каким бы агрессивным и самоуверенным ни казался помощник моей сестры, все же он предпочитал зря не рисковать.

Они ушли, не закрыв ворота, и я огляделся. Никакой мебели в отсеке не было, на железном полу валялось драное пальто, в углу стояла миска и ржавый кувшин, закрытый крышкой на пружинке. Я только успел подойти к решетчатому окошку, как в проеме снова появился Влас. Два омеговца внесли следом человека на носилках.

— Сюда кладите, — скомандовал здоровяк, показывая на дальнюю часть второго отсека. — Нет, с носилок снимите, пусть так валяется.

Звякнув наручниками, я шагнул к решетке, и цепь натянулась, не позволяя подойти вплотную. Это был Орест, которого одели в грязные штаны и шинель без пуговиц. Когда механики положили его на спину, старик не шевельнулся и не издал ни звука. Насколько я мог разглядеть, глаза его были закрыты.

Омеговцы вышли, за ними к лесенке направился Влас.

— Он жив? — спросил я.

Он не оглянулся, и я повторил громче:

— Эй! Мы никуда не поедем, если…

Влас спрыгнул на землю, и в проеме появилась голова Миры. Окинув взглядом отсек, она сказала:

— Жив. Лекарь напоил его каким-то зельем, он проспит долго, можешь не звать его.

Ворота закрыли, и стало темно, лишь тусклые отблески лились через окошко. Орест лежал неподвижно, я не слышал его дыхания. Несколько раз окликнув учителя и не добившись ответа, я сел под окном, скрестив ноги, и стал смотреть наружу. С этой стороны вездехода стояли два сендера — приземистые, со всех сторон, будто заплатами, покрыты сваренными в единый панцирь кусками железа. Крышек на багажниках не было, в них стояли прикрученные к днищу высокие вращающиеся сидушки с пулеметами на легких турелях. Пулеметчик мог при необходимости укрыться в багажнике, но борта там были тонкие, слишком слабая защита от пуль, к тому же придется бросить пулемет, поэтому стрелки носили кольчуги со стальными наплечниками, а вместо черных шлемов из пластика, как у всех, темно-серые — железные.

Со стороны Большого дома показались мои брат с сестрой. Мира опять была в черной форме с золотым шевроном на рукаве, Марк надел плащ до пят, голову скрывал большой остроконечный капюшон — я узнал его только по легкой скользящей походке. На ремне за спиной висел черный футляр в форме полумесяца. Они прошли к кабине вездехода, и омеговцы начали рассаживаться в сендеры, Марк больше не появился, а Мира вскоре вернулась вместе с Власом. От машин к ним подошел пожилой сержант, сестра что-то сказала ему, он кивнул и поспешил к воротам. Мира и Влас ушли, омеговцы сели в машины. С другой стороны кузова донесся тихий вздох, я вскочил и шагнул к решетке, позабыв про цепь — которая тут же натянулась, не позволяя подойти ближе.

— Орест! — позвал я.

Он зашевелился в темноте, зашуршал шинелью, потом застонал и пробормотал что-то.

— Орест!

Старик затих. Где-то рядом раздался лязг, и я вернулся к окну. Опять лязгнуло — совсем близко, кажется, внизу. Приникнув к прутьям, я посмотрел туда.

Почти под бортом вездехода была решетчатая крышка люка, ведущего в древнюю канализацию. Помнится, в детстве нам запрещали лазать туда, пугая всякими тварями, мутантами и безумными бродягами-людоедами, которые живут под городом. Это, конечно, нас бы не остановило, да вот только проникнуть вниз было все равно слишком трудно: большинство канализационных колодцев, приходящихся на территорию Большого дома, засыпали щебнем и землей, входы в остальные замуровали или поставили круглые решетки и навесили на них замки.

Но почему-то замок на этом люке был открыт. Крышка его медленно отъезжала в сторону.

Она сдвинулась еще немного и замерла. В узком темном проеме, куда я бы не смог пролезть, возникла голова в берете.

— Инка! — шепотом позвал я.

Голова дернулась, повернулась влево-вправо, поднялась.

— Инка, сюда!

Она выбралась, присев на корточки, снова повертела головой, вдруг подскочила, оттолкнулась от края платформы, взлетела выше и вцепилась в прутья. Розовощекое лицо по другую сторону окна оказалось вровень с моим.

— Как ты сюда попала? — шепотом спросил я.

— Есть способы, — важно ответила девочка.

— Тебя Чак послал? Или Дэу?

Она засопела.