Я никогда не был против Кича. По крайней мере, до того момента, как он пошёл с нами. Вышло так, как я не планировал, и досада от этого переросла в нелюбовь. Эта нелюбовь улетучилась к концу нашего приключения в Неизвестном Городе — Кич доказал, что способен быть в нашей команде. Но другом он мне не стал — прим решил это исправить.
Я почти не вслушивался в его речи. Другой бы махнул на меня рукой и прекратил разговор. Но только не Кич! Он не обращал внимания ни на мой кислый, скучающий вид, ни на мои редкие, грубоватые ответы. Натиск его слов, в конце концов, прорвал мою оборону. Должен признать, в историю прима я вслушался не без интереса:
"…жили в лесах. Они охотились, занимались собирательством, обрабатывали земли, пасли скот. Их дома высились на деревьях. Их можно было полноправно считать главенствующим видом леса. Да, были существа во много раз сильнее, свирепей, быстрее. Но уровень организации у примов был самым высоким. Поодиночке они не могли справиться со слопром или волком, но именно умение объединяться в многочисленные группы сделало их грозной, непобедимой силой. Даже самый свирепый хищник хорошенько думал (если умел думать), перед тем как заходить на их территорию.
Но не стоит впадать в ложную убеждённость, что они были высокоорганизованным стадом зверей. Может быть, в технике примам до человека и было далеко. Зато их уровню лечебных знаний мог позавидовать каждый. Именно лекари-примы нашли смесь трав, способную излечить смертельную лихорадку. А из преданий прекрасно известно как эта зараза косила целые народы…
Среди древних примов были и великие колдуны. Именно они стали родоначальниками таких магических учений как "заговор зверя" и "сила земли". А про достижения в охотничьем ремесле и говорить не приходится. Любой знает, что примы первыми приручили хищных птиц для ловли добычи. Ловушки, приманки — в этом мои сородичи не знали себе равных.
Единственное, чего не хватало, так это почитания богов. Примы чувствовали себя хозяевами своих территорий. Следовательно — хозяевами всего. Они не признавали ни одного из божеств. И долгое время успешно отбивались от их прихвостней. Потусторонние чудища врывались в обиталища, неся гнев и ярость рассерженных богов, но умелые охотники и воины примы всегда находили способ защититься.
Был один бог, стоявший на стороне этих гордых и самоуверенных существ. Спайкниф — покровитель оружия. Он с радостью присутствовал при стычках примов с монстрами, пил и пьянел от агрессивной силы, высвобождавшейся в разгаре сражений. Иногда он даже помогал своим любимцам. То оружие под ноги приму кинет, то монстра замедлит.
Примы знали вмешательстве, но уж очень просто принимали дары Спайкнифа и не давали ничего взамен. В принципе, бога это устраивало. Так бы продолжалось и по сей день, если б один воинственный прим, сражаясь с плюющимся огнём чудищем, не оттолкнул ногой подаренный Спайкнифом клинок. Воин тогда победил, но весь род древних примов проиграл…
Оскорблённый, Спайкниф высвободил всю накопившуюся в нём ярость на бывших любимцев. Огненные глыбы падали с небес, кроша, паля, разрушая всё вокруг. Великий Пожар уничтожил все Западные Леса. Со временем, закрывший солнце пепел осел, застелив всё вокруг чёрным бесплодным ковром. Так появились Выжженные Земли.
Очень немногие уцелели. Лишённые дома, они разбрелись по всему материку в поисках пристанища. Поселились в различных городах. Говорят, что некоторые из них осели в Великом Лесу, но с тех пор никто не видел их там. Хотя, неудивительно — из Великого мало кто возвращается."
Кич продолжал рассказывать. Про то, как первый прим добился места в Сенате Западной Картурии. Как страдавшие в Сарбонии от расизма примы подняли мятеж, навсегда изменивший историю страны…
Было интересно, но от столь стремительного наплыва слов моя голова начала попросту болеть. Я перебил Кича вопросом про что-то неважное. Он ответил, и дальше разговор пошёл о более приземлённых вещах. Сколько женщин было, какое вино любим, какие азартные игры предпочитаем. В разговор с радостью встряли Лорк с Кирой, всё это время молча слушавшие речи прима.
Зелёные ветки шипели и пузырились соком в костре, а в желудке уже давно сосало от голода. Самое время зажарить мясо.
Я подошёл к верблюду, спящему невдалеке от выхода. Его мокрая песочная шерсть липла к телу. Привязанные к горбам мешки покачивались в такт дыханию. Когда я доставал разделанную тушку кролика, верблюд открыл один глаз и посмотрел на меня. Показалось, что на меня смотрит хищный зверь: вертикальный жёлтый зрачок и налитые кровью белки глаз. Но это только показалось. Всего лишь тупой взгляд потревоженного травоядного. Ни злобы, ни хищного блеска. Одно только безразличие.