– Да. Шарак – мой отец и он оказал тебе честь, прислав меня к тебе.
– И как он мог так поступить?!!!
– Он сделал то, что счел возможным, допустимым и необходимым.
От удивления Маледикт потерял дар речи. Потом его охватило возмущение, но это чувство быстро утихло – ни к чему попусту растравлять себя, лучше сосредоточиться на том, как можно сбежать от этих любезных хозяев, пока они не прибыли в этот Храм, где его принесут в жертву, или сотворят что-то не менее неприятное, почему в этом Маледикт не сомневался.
– А почему – спросил он зачем-то – вы никогда не смеетесь и не улыбаетесь?
– В этом нет необходимости – ответила девушка – за нас говорят наши действия, наши поступки, и мы говорим, то, что хотим сказать. А значит, нам не нужно ничего из этого.
Выслушав ответ, Маледикт замолчал – ему нечего было сказать. Казалось бы, все было логично и… рационально. Но все это дышало бездушием, было каким-то… неживым. Когда все подчинено рациональности…. И нет места чувствам, пусть эти чувства иногда и вредят людям, мешают, но все же чувства, любые благие и не очень, какие испытывает человек – все они делают его человеком, одухотворенным и чувствующим. Взглянув на свою собеседницу, в её кристаллические глаза, на её лавандовую кожу, Маледикт спросил – Скажи, Нииия, а как вы себя называете?
– Мы люди пустынь – ответила она.
Люди… даже эти нечеловечные холодные и бесстрастные создания именуют себя людьми… А он… Готара сказал, что они с Вико й… Вика!
Подумав о ней вновь, Маледикт застонал, и с яростью саданул кулаком в стену, а потом стал колотить по ней, не переставая даже когда сбил костяшки обеих рук в кровь, пытаясь хотя как то заглушить боль, что пожирала его изнутри, как лесной пожар. Он услышал хруст одной из своих окровавленных рук, но не придал этому значения – какой смысл во всем? Какой смысл жить, если
Он услышал шум, распахнулась дверь, и в его клеть ворвались двое стражников, которые оттащили его от стены, по которой уже бежали веселые ручейки крови – его крови, что струилась из разбитых и сломанных рук.
– Убейте меня! Ну, убейте, вы, синекожие твари! Да я вас всех порежу! Передавлю как крыс, сволочи! Вы же только это и можете, давайте попробуйте!!!
Маледикт все кричал и кричал, ругался и оскорблял их, надеясь, что броня их равнодушия, наконец, даст трещину и кто-то из них взмахом прозрачного лезвия прервет его муки.
Но этого не произошло – вместо этого, один из стражников позвал кого-то и вбежал один из людей пустыни, который влил ему в рот какую-то горьковатую жидкость из темной бутылочки. Вынужденный проглотить её, Маледикт еще продолжал бороться, но вскоре ощутил, как его тело слабеет, и уже не в силах продолжать борьбу, опускается на дощатый пол. Угасающим сознанием он успел ощутить даже смутную благодарность тому, кто влил в него это зелье, которое, может пусть хоть ненадолго, утишит его боль.
Забытье его было недолгим, как показалось самому Маледикту. Когда он пришел себя, вокруг шумел дремучий лес, и вечернюю тишину лишь иногда прерывал стрекот сверчков. Невдалеке горели окна небольшого домика. «Куда же я попал теперь?» – подумал Маледикт. Впрочем, выбора особого не было. И Маледикт подошел к дверям домика и постучал.
– Входи – отозвался голос изнутри, видимо мужской.
Когда Маледикт вошел, глазам его предстала следующая картина – за деревянным столом сидели парень с девушкой. Черноволосая девушка была необыкновенно красива – в её глазах просто тонул взгляд, и казалось никакая сила не могла бы заставить отвести свой взор от этих глаз. Но тут он вспомнил Вику, и он опустил глаза в пол, вновь терзаемый разлукой.
– Ну, ты чего на пороге то встал, заходи, давай! – сказал ему сидящий за столом беловолосый парень с черными, как сама темнота глазами.
Маледикт прошел внутрь дома, и, спросив разрешения, присел рядом этими двумя.
– Это ты про него рассказывала? – спросил беловолосый у своей подруги.
– Да, это он. Плохо только, что он там теперь.
– А кому плохо-то?
– Ему, и девушке его плохо.
– Вика?! Вы что-то знаете про неё? Где она сейчас? Что с ней? Она в безопасности? – взволнованно спросил Маледикт.
– Ну, видишь – произнесла девушка – я же говорю, что плохо.
– Вижу, а что делать то? Я бы помочь рад, а как я помогу?
– Поможешь еще, уж я постараюсь.
– Да хватит разговаривать попусту, скажите мне, где Вика? – спросил Маледикт угрожающим тоном.
– Да тише ты – прикрикнула на него строго девушка – все с твоей Викой в порядке. Не бойся.
– Я хочу её видеть!
– Увидишь еще…
– Нет, я хочу её видеть сейчас же…
И тут Маледикт ощутил, как мир вокруг него темнеет и его куда-то уносит неудержимым потоком. Потом пришло ощущение тяжести в голове, затем Маледикт открыл глаза и сел на жестком полу. Так, он вновь в своей камере в поскрипывающей повозке. В окно лился мутный свет сумеречного дня в этой странной пустыне, изредка прорезаемый вспышками молний.
– Пришел в себя? – раздался рядом с ним знакомый голос. Маледикт поднял глаза и увидел, что рядом с ним стоял главарь пустынных разбойников – Шарак, так кажеться его звали.