— Все, я решил, что не буду делать двигатель для Гоушина. Работ у меня полно, пусть Севрук дальше развивает это направление.
Мы с Севруком, конечно, обрадовались — становившийся бесконечным конкурс между двигателистами нам всем уже начинал надоедать. Тем более, что все можно было решить так мирно. Мы решили немедленно слегка отпраздновать это дело и пошли в ресторан, неподалеку от метро. Здесь даже Севрук, который прежде с трудом соглашался выпить, поддержал нашу компанию. Довольные результатом мы отправились в Химки, к Гоушину. Мы считали, что Гоушин должен был обрадоваться, узнав о принятом нами решении. В самом прекрасном настроении добрались до приемной Грушина и не обращая внимания на слова секретаря Грушина Ольги Михайловны о том, что у него совещание, втроем вошли в кабинет. Кабинет действительно оказался заполнен людьми, но, желая как можно скорее обрадовать Грушина, я громко сказал: "Петр Дмитриевич, конкурс на маршевый двигатель успешно завершен. Исаев отказался от дальнейшей работы и двигатель будет делать Севрук." Стоявшие рядом со мной Исаев и Севрук согласно закивали головами.
Вопреки нашим ожиданиям на лице Грушина не отразилось никакой радости, наоборот, оно приняло самое суровое выражение.
— А кто это решил?
— Мы, — ответили мы втроем, практически одновременно.
Грушин, каким-то чутьем понял наше состояние и медленно поднялся из-за стола, подошел к нам, протянул вперед ладонь и довольно громко, чтобы было слышно всем собравшимся в его кабинете, сказал:
— Рукой по руке хлопают на базаре. А двигатели Исаева и Севрука записаны в Постановлении Правительства и только там должно приниматься решение о продолжении или завершении работ, — и показав, что разговор окончен, пошел к своему столу.
Немного смутившись, мы вышли из кабинета, даже не пытаясь что-либо возразить. Несколько слов, сказанных Грушиным, мгновенно вернули нас к реальности. Спустя несколько минут молчания Севрук неожиданно сказал Исаеву:
— А ты знаешь, как называют двигатель для этой ракеты твои сотрудники?
— "Изделие 711", как же еще?
— Они называют его УНС, что означает "утрем нос Севруку", — и заразительно засмеялся, наблюдая, как смутился Исаев.
Предвидя то, что проблемы с конкурсом будут продолжаться и дальше, Грушин пошел на нестандартный шаг — поехал в министерство, к Устинову и изложил ему свою позицию. Позиция была вполне четкой. В годы войны в двигательных КБ разрабатывались десятки типов двигателей, но на фронт из них попадали лишь единицы. Не потому, что они были лучше, а потому, что они полностью отвечали требованиям войны, могли выпускаться большими сериями, удачно вписывались в самолеты, быстро осваивались техниками. Да, исаевский двигатель сегодня немного хуже по характеристикам, но ведь у его КБ уже есть опыт длительной доводки, серийного производства. Специалистов из КБ Исаева хорошо знают на заводах, с ним готовы сотрудничать, а за Севруком стоят только опытные образцы.
Устинов согласился с Гоушиным. В результате был принят такой выход из создавшейся ситуации — КБ Исаева получило приказ министерства о передаче производства его двигателя для В-750 на серийный завод в Ленинград, с целью обеспечения выполнения программы летных испытаний ракеты. И когда через несколько месяцев вопрос о выборе двигателя стал предметом рассмотрения комиссии при Совете Министров, Грушин смог в полной мере использовать этот козырь. "
Так для ракеты был выбран двигатель Исаева, в серийном производстве получивший обозначение — С5.711 — по номеру ОКБ-5, объединившего в 1958 г. коллективы двигателиотов Исаева и Севрука.
Использование двигателя С2.711 (C5.7U) потребовало размещения на ракете 1Д трех топливных баков: "Г'' — для горючего ТГ-02, "О" — для окислителя АК-20Ф и "И" — для инициирующей жидкости ОТ-155. Время работы маршевого двигателя определялось запасом компонентов топлива на борту и составляло около 25 секунд при общем ресурсе около минуты.