Вновь начались боевые будни. Следующие две недели слились в каком-то калейдоскопе. Мы летали почти без перерыва, уничтожая немецкие танки, пытающиеся прорваться к окружённой в Сталинградском котле 6-й армии под командованием Паулюса. Не знаю, кто командовал немцами вместо Манштейна, но дрались они отчаянно и пёрли напролом.
А мы несли потери. Из того состава, что был на момент моего прибытия в эскадрилью, остались лишь четыре пилота: я, Котик, Яковенко и бывший лейтенант Мамчур. Последний был просто безбашенный, прилагая все силы, чтобы вернуться обратно в строевую часть. Из тех, кто выбыл, лишь один был отчислен из состава штрафной эскадрильи как искупивший свою вину успешными боевыми вылетами. Остальные семеро погибли. Но свято место пусто не бывает, и вместо них присылали новых залётчиков. Круговорот штрафников в природе, вернее, на фронте.
Двенадцатого января 1943 года пришло радостное сообщение о прорыве накануне блокады Ленинграда[81]. Войска Ленинградского и Волховского фронтов полностью освободили южный берег Ладожского озера и выбили немцев из Шлиссельбурга. У Ленинграда появилась сухопутная связь с остальной страной. И пусть пробитый с таким трудом коридор составляет в ширину лишь восемь-десять километров, но я-то знал, что уже через считаные дни там будет проложена железнодорожная ветка, по которой под постоянным артобстрелом в измученный город пойдут эшелоны с продовольствием.
Эх, как там мой девочки? Соскучился неимоверно. И писем нам, штрафникам, ни писать, ни получать не положено.
Вернувшись из очередного вылета, я кое-как выбрался из кабины и лишь присвистнул, увидев здоровенные рваные пробоины на крыльях и сзади в фюзеляже. Потрепали нас немецкие зенитки, как Тузик грелку.
– Товарищ майор! Вас срочно вызывают в штаб! – молодцевато вскинул ладонь к шапке подбежавший адъютант командира эскадрильи, из постоянного состава.
– Ты какой белены объелся, так меня называя? – лениво спросил я.
Сил не было даже просто думать. Хотелось рухнуть прямо в снег и там затаиться в обмороке. Часа по четыре на каждый глаз.
– Ну, как мне приказали, так я и передал, – расплываясь в улыбке, ответил адъютант в звании младшего лейтенанта.
Какая-то искорка шевельнулась в груди, и я отправился вслед за своим провожатым.
В землянке, неожиданно для меня, находился уже знакомый мне майор госбезопасности. Стоило мне войти, как Мартынов, а вместе с ним и все остальные, встали.
– Товарищ гвардии майор! – Командир эскадрильи надел шапку и приложил ладонь к виску. – Разрешите поздравить вас со снятием судимости и возвращением воинского звания и всех наград.
Комок подкатил к горлу, а в углу глаза что-то предательски защипало. Я медленно поднял раскрытую правую ладонь в ответном воинском приветствии и, кашлянув, чтобы сбить комок в горле, хрипло произнёс:
– Спасибо, товарищи! Служу Советскому Союзу!
Ну а потом, когда Мартынов помог мне закрепить майорские петлицы (награды ждут меня в Москве в штабе ВВС), приехавший майор, представившийся как Гольдберг Ефим Абрамович, рассказал мне интересную историю.
Началось всё с того, что его заинтересовало, почему лётчика-истребителя вдруг отправили в штурмовую штрафную эскадрилью. Гольдберг начал наводить справки, и тут вскрылась очень интересная история.
– Вы, товарищ майор, знакомы с капитаном Тарченко Иваном Яковлевичем?
– Впервые слышу о таком, – удивился я.
– И не помните о нём? Когда он был ещё в звании лейтенанта и служил в штабе авиадивизии, в которой вы начинали службу?
Я напряг память, но так и не смог вспомнить, о чём и сказал.
– А вот он вас запомнил, – усмехнулся майор. – Вы ему знатного леща отвесили в курилке у штаба. Помните этот случай?
И я вспомнил. Лейтенант, который наехал на меня за нарушение формы одежды, когда я с перевязанной головой ждал у штаба Гайдара.
– Ну, вижу, вы тоже вспомнили. Ну так вот, этот лейтенант двигался по служебной лестнице и в конечном счёте стал капитаном и начальником одного из отделов в управлении кадров ВВС РККА. И когда ему на стол попало ваше личное дело с направлением в штрафную эскадрилью, он изменил истребительную на штурмовую. Такая вот мелочная месть с его стороны. За совершённый подлог капитан разжалован в рядовые и отправлен в штрафную роту.
А потом в штабе ВВС решили ходатайствовать о пересмотре моего дела. Это поручили всё тому же Гольдбергу, раз уж он взялся. Майор отправился в Ленинград, чтобы восстановить всю картину. Оказывается, свидетель моей драки с интендантом и его женой всё же был. Им оказалась военфельдшер, которая как раз в тот момент проезжала мимо в санитарном автобусе. Она прекрасно видела, как женщина со всего размаха ударила военного палкой по голове и размахнулась во второй раз, но военный успел перехватить её оружие, отчего она упала и больше не встала.