– Сначала откроем шампанское, и пусть пробка летит в потолок. У меня второй жены не было никогда и не будет, Танюк. Запомни это, и прошу тебя так никогда в жизни не говорить. Но у тебя есть брат – сын твоего отца. Этот самый отец, то есть я, очень любит тебя и твою маму, которая с его детских лет для него – Леночка. А у твоего брата мама – твоя родная тетя, двоюродная сестра твоей мамы. Звать ее Наташа, как ты теперь узнала. Мы с твоей мамой, пока не выяснится, кто отец Наташиного сына, решили тебя в известность не ставить, чтобы не нарушать равновесия твоей еще детской психики. Я ясно выразился, дочь моя?
Таня стояла у стола, не поднимая головы, утвердительно кивнула.
– Тетя Груша, сказать что-нибудь хотите?
– Нет, Алешенька, нет!
– Татьяна уже высказалась, теперь я поднимаю бокал в радостный для нас день. В нашей семье появился еще один мужчина – Алеша-младший, родной брат Танюши. Он получил серьезную травму и нуждается в нашей помощи, в помощи нашей мамы. Я не верю в чудеса, но я верю в достижения медицины, в знания и руки нашей мамы. Я пью за нашу маму, за ее мужество, за ее прозорливость, за Алешу-младшего, за его маму, которая не спасовала перед трудностями жизни, воспитывая сына. Выпьем за это. Так, Танюша?
– Так, так, дорогой папка, так. Прости ты меня, прости няня Груша. Я буду целовать вам руки, ноги, я буду ползать перед вами на коленях, только простите меня, дуру, дуру, дуру! Простите меня!
И она упала на колени, заламывая руки.
– Груша! Да у нее истерика! Я ее уложу в постель. Дайте ей чего-нибудь успокоительного! Боже, руки… и ноги, как ледышки.
– Ничего страшного. Такое бывает с молодыми барышнями от ревности. Ревнует тебя к брату. Болезнь долгая да не смертельная. Я еще с ней поговорю сама, с дубиной стоеросовой, с дурочкой нашей.
Утром Алеша встал раньше обычного, его ждали на заводе. Только он собрался наскоро позавтракать, как на кухню вошла тетя Груша.
– Алешенька, доброе утро, ты что, без меня хозяйничаешь? Сейчас я тебя накормлю. Сон старушечий чуток. Слышал, как ты ночью приоткрывал дверь к Танюше, прислушивался. Я тоже вставала – спит, как ангел, спокойно.
– Что же с ней было вчера, истерика?
– Ну какая истерика. Я всю жизнь прожила, а что такое истерика не знаю. Наволновалась с парижскими новостями, очень наволновалась, устала. А жизнь у нее нелегкая. Все свое детство как заводная, все по часам, по расписанию, как вы с Леночкой придумали. Всю школу перевернули, сделали какой-то экспериментальной. Многие родители недовольны, многие.
– Может быть, ей в постели полежать полдня, пусть отдохнет.
– Да ты что, Алешенька. Здорова наша девка. Посмотрел бы, как она на гимнастике колесом ходит, «шпагат» делает с разбега, душа замирает от страха, мигом по шесту до потолка и назад. А до чего хороша – тоненькая, гибкая, самая красивая наша девочка, вот что я тебе скажу. Устает, конечно, но на то и ночь есть, чтобы отдохнуть. Сорвалась вчера из-за ревности, это я тебе точно говорю, тебя к сыну твоему ревнует.
– Я поехал, тетя Груша! Звонить буду.
– Звони, звони.
На заводе сначала просидел с расчетчиками, затем пошел в конструкторский, а в пять поехал домой.
– Как она, тетя Груша?
– Успокойся, Алешенька, в порядке наша девочка. Утром пошла ее будить, отругала как следует за вчерашнее, по попе отшлепала. Смотрю – глаза на мокром месте. Тогда я ее, как младенца, пощекотала, расшевелила, поцеловала, пожалела. Она прыг с постели и давай меня кружить, насилу отбилась. Скоро коза прискачет, будет виниться.
Потом раздался длинный звонок, потом второй, третий… десятый.
– Иду, иду, девочка, иду, – Алеша открыл дверь, в прихожую полетел портфель, и на его шее повисла Танюша, подогнув ноги:
– Папочка, прости меня за нехорошие слова, прости, что поступила так грубо с тобой и со своим братом. Прости, если можешь. А если не можешь, то прости через полчаса или минут через пятнадцать. А я все это время буду говорить – прости меня, прости меня. Папка, я тебя очень люблю, очень. Заруби это себе на носу – никому тебя не отдам. Алеше-младшему отщипну от тебя кусочек, остальные кусочки – с моего разрешения на короткое время. Понятно?
– Нет!
– Папка, я шучу. Конечно, я сделаю все для французского Алеши, чтобы у нас ему было хорошо и все время буду его ревновать к тебе. Уж такую вы народили, извини. Но все эти переживания будут внутри меня – ни ты, ни Алеша, ни мама, ни моя новая родственница тетя Наташа об этом не узнают, не волнуйся и ты на меня не сердись.
– Хорошо, я на тебя не сержусь. Должен сказать, что я испугался вчера за тебя – такой всплеск эмоций. Это возрастное явление: я стал полигоном, на котором прошли испытания девичьей ревности. Меня поразило, как быстро ты стала взрослой.
– Папочка, дорогой мой, все случилось так неожиданно. Жизнь взрослых полна тайн, закрытых от их детей непроницаемым занавесом на долгие годы. Я не знала, что во Франции у меня есть тетя, да еще известный филолог. И даже есть брат. Зачем, почему нашу семью окружала такая тайна, как у графа Монте-Кристо, открывшаяся через много лет?