Тебе посвящается

– Между прочим, Рома, ты, наверно, знаешь, что та­кое «альма матэр» и «пинке-нэц»?

Рома был озадачен:

– «Пинке-нэц»?.. «Альма матэр» – мать родная. Но «пинке-нэц»... А к чему это относилось в тексте?

– Это... кажется, это надевали.

– Надевали? Кто? – Рома недоумевал. – Напиши-ка мне это слово латинскими буквами.

Я написал. Рома прочитал и после этого смеялся ми­нуты две. Узнав, в чем дело, захохотал и я. Мы весело ржали в два горла, откинув головы на спинку дивана...

– Ну, знатока языков из тебя, видно, не получится, – сказал наконец Рома, отрывисто дыша. – Ты кем, кстати, хочешь стать? А, пинке-нэц?..

– Океанографом, – ответил я со всхлипом. – В общем, там видно будет... А ты?

Он стал совершенно серьезен:

– Скорее всего – психологом.

...О том, что Рома хочет стать психологом; я в тот день услышал в первый раз. Я, кажется, спросил его тогда:

– Учебник новый будешь писать? – Почему-то мне не пришло в голову, что могут быть какие-либо труды по психологии, помимо учебника для десятых классов.

В ответ он пожал плечами:

– Почему же обязательно учебник?

Скоро я убедился в том, что он действительно готовит­ся в психологи. Началось с того, что, когда мы вместе вы­шли из школы после уроков – совершенно так, как я представлял себе это в мечтах неделю назад, – Рома сказал:

– Что ж, обменяемся впечатлениями друг о друге? Ну, что ты думаешь обо мне? Твое слово, Володя. Давай.

– Может, сперва ты? – предложил я, робея.

– Сказать, что я о тебе думаю?

– Да.

Пока он несколько мгновений медлил, мне было тре­вожно и боязно, точно предстояло впервые взглянуть на себя в зеркало после долгой болезни или тяжких не­взгод. Ну, как же я теперь выгляжу?..

– По-моему, ты хороший парень, – начал Рома. – Добрый.

У меня отлегло от сердца.

– Но ты, что ли... Ты, пожалуй, не считаешь себя взрослым человеком, вот что! Да, у меня такое впечатле­ние. Ты, похоже, считаешь, что взрослым станешь, когда кончишь институт. Неверно? Мне кажется, ты иногда ду­маешь: жаль, не скоро это будет... Бывает?

Верно! Бывало, что я так думал. Удивительно, что Ро­ма это знал.

– Я неверно сказал, что ты хороший парень, – про­должал Рома, и тут я просто испугался. – Ты хороший мальчик. Ты будешь еще долго и терпеливо мечтать о по­ступках, которые совершишь, «когда вырастешь боль­шой», когда тебя будут считать уже взрослым.

– Но я же еще действительно... Ты разве считаешь себя совсем уже взрослым человеком?..

– Считаю. В основном – да. Вообще, по-моему, в на­шем возрасте предстоит не «вырасти большим», а стать взрослым. Стать, понял? – Это прозвучало у него задор­но, лихо, серьезно и... чуточку по-мальчишески все-таки. – Это же определяется поступками, Володя. Я знаю одного студента третьего курса. Он все равно как школьник, только тринадцатого класса. А его одногодок учится на первом курсе вечернего техникума, днем работает на за­воде, женат уже – взрослый человек!

– Потому что он работает, – сказал я.

– Ну конечно. Хотя и студент ведь не обязательно школяр. И старшеклассник не обязательно птенчик...

Рома смолк. Теперь, по-видимому, была моя очередь сказать Роме, что я о нем думаю. Я глубоко вздохнул и начал:

– Из всех, кого я знаю, ты, по-моему...

– Извини, перебью тебя, – спохватился он. – Вот еще что: ты трусоват немного, мне кажется. Когда ты не записался в боксерскую секцию из-за того, что у тебя будто бы нет времени, мне показалось, что на самом деле ты не хочешь рисковать носом. Продолжай, Володя.

Последнее сказано было, пожалуй, тоном председате­ля. Но не это удивило меня – Роме очень часто приходи­лось председательствовать, что и проскользнуло сейчас в манере говорить, – а поразительно было то, что, рас­сказав о случае, когда, ему показалось, я не захотел рисковать носом, он даже не спросил: «Так и было?»

Между тем именно так и было! Непонятно только, как он это узнал. Как мог заметить, что я струсил, когда я без какой-либо заминки или запинки отвечал: «Нет време­ни». Что, кстати, отчасти было правдой.

– Из всех, кого я знаю, – снова начал я с того самого места, на котором Рома меня прервал, – ты, по-моему, са­мый наблюдательный человек... Ты замечаешь столько...

– Пытаюсь... – пробормотал он.

– И... тоже мне по душе, что ты никогда – что бы там ни было! – себя не роняешь. Это...

– Стараюсь, – буркнул он, точно поправляя.

– Еще мне очень нравится... Я прямо завидую тому, какая у тебя выдержка! Она...

– Вырабатываю, – вставил он.

Я осекся.

Опять он одним словом как бы пригасил мою похвалу. И вдруг обнаружилось, что мне больше нечего сказать. На очереди не было ни одной мысли.

– Так-с, – заметил Рома. – Теперь о моих недо­статках.

– Твоих недостатках? Каких?

– Как – каких? – спросил он недоумевая. – О тех, ко­торые ты во мне находишь.

– А если не нахожу?

– Как – не находишь? – переспросил он, начиная сердиться. – Мы, по-моему, знакомы довольно давно. Что ж, ты не замечал во мне никогда никаких изъянов, ни од­ной дурной черты?

– Как-то не замечал, – признался я. – Нет...