Тебе посвящается

Никто из ребят не знал, когда с Манежной площади исчезла трамвайная колея. Сколько они себя помнили, здесь никогда не было трамвая. Но что-то удержало их от того, чтоб поправить Евгения Алексеевича. Только Терехина начала было:

– Это когда-то очень, очень...

– Да несколько лет назад, Евгений Алексеевич, – перебил ее Валерий.

Вскоре они расстались с новым завучем.

– Мне, пожалуй, пора и домой, – проговорил он.

Девочки быстро пошептались между собой, потом Лена приникла к уху Станкина, и Стасик заикнулся о том, что они могут Евгения Алексеевича проводить.

Новый завуч поколебался:

– Да нет, гуляйте. Думаю, что стесню вас все-таки. Познакомимся – другое дело. А так – что ж... Желаю вам всех благ на каникулах!

Евгений Алексеевич приподнял шапку и несколько раз наклонил, прощаясь, седую голову с редкими черными прядями.

Люди редко седеют и старятся так. Обыкновенно с воз­растом шевелюра из черной превращается в пепельную – старость не обрушивается на голову, а вкрадывается в об­лик. С этим человеком было как-то по-другому.

В нем соседствовали старость и будто нетронутая моло­дость. Позиции старости были обширны и прочны. Но сродни совершенно черным прядям были глаза Евгения Алексеевича: донельзя усталые, невеселые и – молодые.

– Он, кажется, ничего... – заметил Гайдуков.

– Вроде, – согласился Ляпунов, – простой такой...

– Ну, это в работе будет видно, – сказал Валерий.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

На каникулах среди учеников 9-го «А» и всех старше­классников распространилась весть, что арестованы Шустиков и Костяшкин. Говорили, что за грабеж, но подробно­сти известны не были, и, как всегда в подобных случаях, не обошлось без кривотолков. Кто-то, например, клялся, что Шустиков прикончил собственную бабушку, дознав­шуюся о каких-то его грехах. Но эта версия опровергалась, поскольку мать Кавалерчика видела бабушку Шустикова, знакомую ей по родительским собраниям, в керо­синовой лавке – несомненно живой и с двумя полными бидонами.

Многие удивлялись тому, что одновременно с Шустиковым арестовали и Костяшкина. Васю Костяшкина уже давненько не видели с Алексеем вместе. При желании можно было заметить, что Костяшкин сторонился Шустикова и явно перестал быть его «адъютантом».

Никто, кроме самого Костяшкина, не знал, как случи­лось, что однажды он снова вышел из школы вместе с Шустиковым и, бесшабашно махнув рукой, согласился ему помогать в опасном и постыдном деле.

...В тот вечер Шустиков впервые после долгого пере­рыва заговорил с Костяшкиным. Он сказал будто вскользь:

– Васька, а я все ж прав был: приняли меня в ВЛКСМ. А ты сомневался, помнишь?

Шустиков несколько опережал события. Его рекомен­довала пока что в ВЛКСМ лишь комсомольская группа 9-го «Б», предстояли еще прием на комитете и утверждение на бюро райкома. Но Костяшкин об этом не догадывался.

– Приняли, значит? – переспросил он хрипловато.

– Так что зря ты тогда сомневался. Сказал, что рань­ше тебя вступлю, и вступил. – Шустиков упивался заме­шательством Костяшкина.

«Значит, Лешка верней меня рассчитывал, – думал Ко­стяшкин. – А я-то дурак...»

Что-то надломилось в нем, и, когда Алексей исподволь, еще осторожничая, стал посвящать его в какой-то план, он, даже не дослушав, согласно и тяжело кивнул...

Ни об этом, ни о том, что произошло позже, ребята во время каникул не знали. Только те, кому нужно было за­чем-нибудь бывать в школе, приносили оттуда время от времени свежие новости.

Свежую и достоверную новость принес, например, Гай­дуков, который был дедом-морозом на елке для младших классов и облачался в свой тяжелый костюм на вате в пионерской комнате. Там Игорь видел в руках у Котовой характеристику Шустикова.

На вопрос Гайдукова, что произошло, Зинаида Ва­сильевна ответила очень смутно и, ничего фактически не сказав, просила тем не менее «никому не болтать». Этой просьбой Гайдуков, конечно, пренебрег, и ребята возбуж­денно рассуждали о случившемся.

...В одну из встреч девятиклассников, – а было их за ка­никулярное время несколько и происходили они на буль­варе или в парке, – Валерий с Леной условились пойти в кино. Собственно говоря, посещением кино заканчивались почти все прогулки, но то бывали коллективные посеще­ния. А тут оказалось, что, кроме них, никто больше идти не собирался: кто не хочет, кто занят другим, кто видел уже картину.

Поэтому Валерий приобрел два билета на вечерний сеанс, сверился с планом кинозала – места были отмен­ные: не слишком далеко, не слишком близко, и самая се­редина – и зашел за Леной. То есть, точнее, нажал кноп­ку звонка, а она открыла ему дверь уже одетая, и они отправились.

Картину им предстояло увидеть итальянскую. По до­роге в кино они перебирали названия итальянских филь­мов, которые смотрели раньше, вспоминали актеров, и бе­седа шла без сучка без задоринки, если не считать того, что к итальянским картинам Валерий причислил одну французскую. Но это сошло ему довольно гладко.