Тебе посвящается

Пока Ляпунов не поставил пластинку и не начались танцы, все с любопытством разглядывали предметы, гово­рившие об этой славе конца 30-х годов. Они не занимали в комнатах видных, почетных мест, их, вероятно, уже очень давно не замечали.

Бывают вещи, которые отходят в прошлое вместе с со­бытиями. Такими вещами были тут модели самолетов и планеров, подаренные когда-то пионерами. Они стояли между книгами на полках под потолком. На шкафу поме­стился почти не видный снизу пластилиновый макет запо­лярного поселка, где совершал посадку во время одного из перелетов Ляпунов-старший. Фигурки людей на макете ссохлись и скрючились, а крошечное самолетное крылыш­ко отломилось и лежало отдельно.

Ребята заглянули в комнату летчика. Здесь не было да­же тех фотографий, что висели в комнате его сына. Ляпу­нов-старший не хотел превращать квартиру в музей, напо­минающий о его славе.

– Прошу! – провозгласил Женька, включая патефон.

Он, Кавалерчик и Станкин пригласили и закружили де­вочек. Валерий почти не умел танцевать, хотя в хорошем настроении, может быть, и решился бы. Сейчас он ни­кого не пригласил, и они с Терехиной остались вдвоем у стены, где их все время задевали танцующие. Терехина настойчиво предлагала поучить его, но он отказывался, повторяя:

– Сейчас придет Гайдуков, и все будет в порядке!

На время следующего танца он остался у стены с дру­гой девочкой, и ему опять пришлось объяснять, почему он не танцует, и сулить, что вот-вот явится Игорь...

Не желая повторять этого в третий раз, Валерий, пока меняли пластинку, скрылся в Женькину комнату. Тотчас в голове всплыли события последних дней.

...Заседание комсомольского комитета, где его без дол­гих слов освободили от обязанностей вожатого 5-го «Б» как недостойного воспитывать младших и способного пока­зать им лишь дурной пример. Игорь считал, что он отде­лался очень легко, потому что, кроме того, ему вынесли только устное замечание.

...Та минута, когда он сообщил матери, что ее вызывает директор школы, и растерянное выражение ее лица, которое все встает перед глазами, будоража и мучая, как уязвленная гордость.

Действительно, никогда еще Ольге Сергеевне не прихо­дилось держать за него ответ. Каждый из них отвечал за се­бя сам и рассказывал о себе другому скуповато – скупее, чем желал бы Валерий. Но в этой сдержанности он в по­следнее время видел признак отношений людей взрослых и равных.

И вот, после того как он в присутствии товарищей об­ратился к директору с вопросом, самым зрелым, какой ког­да-либо задавал, вызывают в школу мать, точно речь идет о нашкодившем птенце. И мать смотрит на него, как бы спрашивая: «Неужели за тобой не углядела? Может, на­прасно чересчур доверяла?..»

Должно быть, это непоправимо: Валерию не простить ей этого взгляда и почти суетливой, жалкой, казалось ему, поспешности, с какой она собиралась в школу.

Гайдуков явился без четверти двенадцать.

– Попрошу одеяло! – донесся из коридора его голос, и все ринулись туда, позабыв о пластинке, которая враща­лась на диске уже вхолостую.

До Валерия донесся гомон, в коридоре происходила какая-то веселая возня. Он выключил патефон и отправил­ся следом за всеми – не потому, что любопытно было, что за шум и зачем Игорю одеяло, а потому, что не к чему держаться особняком: лишние расспросы.

Ребята дружно пеленали в стеганое ватное одеяло бри­кеты с мороженым, принесенные Игорем. «А кажется, нам ничего больше не положено было закупать», – отметил про себя Валерий.

– По законам физики, теперь не растает, – объявил, отдуваясь, Игорь.

– Стась, – сказал Ляпунов, – подтверждаешь? Это твоя наука. Не растает?

– Если не будет привходящих обстоятельств, – зага­дочно ответил Станкин. – А тебе что, накрываться потом этим одеялом?

– Именно! – сказал Ляпунов. – Да ладно уж! Прошу к столу...

Валерий слегка посторонился, пропуская ребят в сто­ловую, и вдруг нос к носу столкнулся с Леной.

Это было новогоднее чудо! Ее никто не ждал, и она появилась! Всем было известно, что осталось прийти одному Игорю. Все знали, что больше не должен прийти никто. Но вот она – перед ним!

Когда сталкиваешься с чудом, не знаешь, а вернее, не успеваешь подумать, как себя вести. И сплошь и ря­дом ведешь себя как-нибудь глуповато, безалаберно. Если б появление Лены не было чудом, Валерий совер­шенно автоматически принял бы равнодушный и независимый вид. Это было бы довольно просто. Но поскольку Лена была овеяна магией новогодней ночи и все вокруг для него счастливо переменилось с быстротой, очень сма­хивающей на волшебную, он разинул рот и, восхищенно тараща глаза, рявкнул:

– С наступающим!

На что Лена, опустив ресницы, ответила менее громо­гласно:

– Тебя – тоже, – и села за стол.