Тебе держать ответ

Эвентрийский паскудник… Он понимал, почему его так называли. Мальчишкой его звали всё реже, паскудником — всё чаще. Однажды до него долетело слово «душегуб». Это после того, как он обезглавил Рейнальда Одвелла, умершего в подземельях замка Эвентри под пыткой, и выставил его голову на пике над воротами замка. К сожалению, она недолго там пробыла — всего через неделю Одвелл подошёл к Эвентри с огромной армией своих септ. Основные силы Анастаса в это время собирались к границам одвеллских земель, поэтому ему пришлось бежать. Снова бежать, и один Гвидре знал, как он себя за это ненавидел.

Всё сильнее и сильнее, с каждым днём.

Он ощутил резь в глазах и зажмурился, поняв, что уже несколько минут стоит, не моргая. Перед взглядом всё ещё была глупая, изумлённая физиономия лорда Крейтона, выглядывающая меж его собственных широко разведённых ляжек. Примкнувшие к Анастасу свободные бонды хохотали как безумные при виде этого зрелища, но Анастас и тогда, и теперь, вспоминая об этом, ощущал омерзение и тошноту. Он не хотел этого делать. Не хотел унижать, не хотел убивать. Но он должен был отвечать на каждое слово, сказанное против него, и каждый предпринятый против него шаг. Он делал это с упрямой, безжалостной последовательностью, и вскоре его враги поняли, что ни одна из их опрометчиво брошенных угроз не останется безнаказанной. И — что много важнее — это поняли также те весёлые лорды, что примкнули к нему и хохотали над бедным дураком Крейтоном. Если кто-то из них в начале войны и считал Анастаса глупым самонадеянным мальчишкой, то теперь они если и не изменили мнение, то предпочитали держать его при себе. На самом деле Анастаса не волновало, что они думают о нём. Главное — они за ним шли. Пока что.

Он никому никогда не признался бы, как ему страшно. В самом начале, затевая всё это, являясь незваным на тинг лорда Сафларе, он почти не верил в успех. Он был мальчишкой, каким они справедливо его считали, наивным щенком, который знал, чего хочет, но не имел ни малейшего представления о том, как этого добиться. С каждым слезливым, скулящим письмом, которое он отправлял септам своего отца, он чувствовал себя всё слабее, всё ничтожнее. Линлойс до последнего отговаривал его от безумной мысли явиться на тинг. «Вас просто убьют, ещё прежде, чем вы договорите», — твердил он. «Пусть, — отвечал Анастас. — Какого хрена мне терять?» И всё же он не решился бы на это, если бы не появление, а затем исчезновение человека по имени Томас Лурк, подарившего Анастасу надежду найти Адриана — и тут же отнявшего её. Том исчез после ночи, когда Анастас под влиянием этой надежды водрузил знамя Эвентри на холме перед замком. И отчаяние, которое Анастас испытал, обнаружив новый обман, толкнуло его на последнюю меру. Может быть, это же отчаяние придало ему убедительности, когда он стоял перед тингом, зная, что каждое его слово может стать последним. Позже он узнал от Виго Блейданса, что Том всё-таки сумел найти Адриана и вёл его к брату — и оба они присутствовали на том самом тинге. Однако после боя исчезли, и их тел не было среди павших. Думая об этом, Анастас невольно стиснул в кулак ладноь больной руки. Адо… ты был так близко… а я не заметил тебя — до того ли мне было в ту ночь, чтоб глядеть по сторонам! Анастас тогда был слишком сосредоточен на том, чтобы заставить бондов слушать себя. К немалому его удивлению, они оказались куда терпеливее, чем расписывал бывалый и опытный Линлойс. Тогда-то Анастас понял, что бывалые и опытные не всегда оказываются правы. Поняв это, он освободился — и остался совсем один.

Проклятый Лурк — и бедный старый Линлойс… Никто так толком и не смог объяснить Анастасу, кто и почему всадил арбалетный болт в грудь старика, когда он пробрался в Эвентри в надежде вытащить оттуда Адриана — а ведь, видят боги, Анастас как следует расспрашивал. Всех: от старой кухарки Розы, плакавшей у него на груди и целовавшей его в щёки, как родного сына, вернувшегося живым с войны, — до одвеллского ублюдка Рейнальда, который и под пыткой утверждал, что отпустил Адриана на свободу и дал ему сопровождение, чтобы он безопасно доехал до лагеря Анастаса. Он стоял на этом до самого конца, даже когда у него стали рваться сухожилия, и Анастас не мог понять цели этой лжи. Если Адриан убит, зачем скрывать это — ведь Одвелл не мог не знать, что эта страшная новость подкосила бы Анастаса? Если он жив, но перевезён из Эвентри в другое место — почему не воспользоваться им как заложником, что они, без сомнения, собирались сделать? В рассказанную Рейнальдом Одвеллом историю Анастас не поверил ни на миг. Окончательно в своём неверии он утвердился, когда Одвелл заявил, будто именно Адриан застрелил Линлойса. Это была самая гнусная, самая нелепая ложь из возможных. Анастас знал своего брата. Он никогда никого не убивал, не любил игры с мнимыми убийствами, не хотел учиться убивать. Он был робким, бестолковым, невинным ребёнком, который никогда не выстрелил бы в человека, рядом с которым рос всю жизнь.