— Я ему не сын! Я Адриан Эвентри, сын вашего лорда! Этот человек меня похитил, помогите мне, доложите отцу!
Он ждал чего угодно — новой пощёчины, удара, даже смерти. Но вместо того чтобы ударить его или ещё как-то выдать, что преступление раскрыто, Том обернулся, мягко обхватил Адриана за плечи и, притянув к себе, потрепал по голове.
— Простите, добрые люди, — сказал он корчмарю и окончательно проснувшимся от всей этой суматохи кожевникам. — Я говорить не хотел, чтоб вас не тревожить. Мой сын, он… придурковат немного. Дурачок, одним словом. Вообще-то он тихий, молчит больше, но если устанет, начинает порой городить ахинею. А так он безобидный.
— Да вижу, — сказал корчмарь, неодобрительно глядя на Адриана, онемевшего от такой невообразимой наглости, а ещё больше — от невозмутимости похитителя. — Только ты, угольщик, смотри, как бы он в присутствии благородных чего-нить такого не ляпнул. Так недолго и языка лишиться дурачку твоему.
Он бросил Тому две хлебные краюхи и, не дожидаясь ответа, захлопнул дверь.
— Во даёт пацан! — сказал кожевник — не тот, что бранился, а другой, молодым голосом. — Сын ихнего лорда! И часто он себя лордёнышем воображает?
— Когда лордёнышем, — печально отозвался Том, — когда бродячим актёром… бывает, что и котом. В минувшем месяце и вовсе прикинулся скамьёй и целый день простоял на четвереньках. Пришлось поливать холодной водой, чтоб опомнился.
— Ишь ты, — удивлённо сказал молодой кожевник. — Да, видать, совсем сдвинутый.
— А всё ж сын родной. Единственный. Жена и остальные детки от оспы померли, один он крохой остался.
— Поганая штука — жизнь, — проговорил старший кожевник. Похоже, он, как и его подмастерье, безоговорочно поверил в эту дикую историю.
— Не без того, — согласился Том.
Адриан сидел, всё ещё не в силах двинуться с места. Он знал, конечно, что в таком виде его никто не узнает, но и подумать не мог, что ему не поверят, если он позовёт на помощь.
— Держи, Тобо, — сказал Том.
Адриан посмотрел на него и увидел только глаза, блестевшие в темноте. А потом — руку, протягивавшую краюху белого хлеба.
Конечно, Адриан не собирался спать — хотел только выждать, пока уснёт его сторож. А чтобы притупить бдительность Тома, свернулся в сене, прикидываясь спящим, закрыл глаза для пущей убедительности… и всего через несколько мгновений удивлённо распахнул их и тут же зажмурил от яркого света, пробивавшегося сквозь прорехи в стенах сарая.
— Поднимайся, Тобо, сколько дрыхнуть-то можно? Дорога не ждёт.
Адриан сел, ошалело моргая и пытаясь понять, что происходит. А ничего, собственно, не происходило — всего лишь наступило утро, и Том стоял над ним, загораживая собой вход. Адриан вскинул голову и попытался всмотреться ему в лицо, но ничего толком не смог разглядеть со сна.
— Сам пойдёшь или волоком? — спокойно спросил Том.
Адриан мигом вскочил на ноги. Том коротко усмехнулся и, отвернувшись, вышел из сарая. Адриан, поколебавшись, пошёл за ним. Кожевник со своим подмастерьем всё ещё храпели в сене.
Телега уже стояла во дворе, запряжённая всё той же кобылой, лениво дожёвывавшей овёс. Том пошёл прямо к ней, будто нимало не заботясь, что происходит у него за спиной. Адриан быстро осмотрелся, всё ещё не теряя надежды сбежать. Стояло раннее утро, совсем раннее — Том поднял его до первых петухов. Народу вокруг не было — в корчме хозяин стучал посудой, но на его помощь рассчитывать было нечего. Через час или два крестьяне пойдут на сенокос, и кто-то из них узнает в мальчишке-угольщике сына здешнего лорда… да только к тому времени, когда они проснутся, Том уже увезёт его отсюда.
— Вот мошенник! — вполголоса ругнулся Том, и Адриан вздрогнул от страха, всерьёз поверив, что этот человек читает его мысли. — Весь уголь выгреб подчистую, только что доски не выскоблил. Эх, ладно… Полезай, Тобо.
Адриан в отчаянии бросил через плечо последний взгляд — и остановился.
Между сараем и колодцем, у самой дороги, на земле сидел человек. С виду он был взрослый мужчина, почти пожилой, но вёл себя подобно пятилетнему ребёнку: с радостным урчанием копошился в луже у дороги, вытаскивая из неё пригоршни грязи и обильно расплёскивая её вокруг себя. Всякий раз, когда грязевая лепёшка шлёпалась оземь, человек причмокивал толстыми губами и торжествующе встряхивал головой.
— Олпорт, — прошептал Адриан. — Олпорт!