Театр в квадрате обстрела

Есть в нашем искусстве образы, которые по силе художественного обобщения приближаются к своеобразным символам истории. Таков образ тачанки. Возникнув в кадрах кинофильма «Чапаев», она и сейчас гремит по дорогам Европы, Америки, Азии. Следом за нею пронеслась по тем же дорогам другая «Тачанка» — песня К. Листова и М. Рудермана, ее пел хор Ансамбля песни и пляски Красной Армии. «Эх, тачанка-ростовчанка, наша гордость и краса, конармейская тачанка, все четыре колеса», — подпевали с французским, английским, чешским, польским акцентом слушатели в десятках концертных залов мира. И вот в сорок втором году возникла новая «Тачанка», ленинградская, блокадная, фронтовая. Она била по врагу огнем искусства — «Тачанка» ансамбля Обранта.

Она начиналась со стремительной «конной атаки». Девушки и юноши с саблями в руках, пригнувшись, вылетали на дощатые подмостки фронтовой эстрады. Конная атака врезалась в самую гущу вражеских солдат и крушила их молниями сабельных ударов. Прорыв, разворот, и вот мчится тачанка: три девушки впереди, это лихая птица-тройка летит по степи, за ними — возница, сзади — пулеметный расчет. Резкая остановка. Снова разворот. Жаркая пулеметная очередь. И опять тачанка мчится вперед, заставляя зрителей всем своим существом, каждым нервом ощутить бешеный ритм танца, огненную атаку тачанки.

Танец этот достигал такой стремительности, что невозможно становилось разглядеть каждого из танцоров в отдельности. Перед зрителями возникала подлинная тачанка, летевшая в яростное наступление. Искусство убеждало: такое наступление остановить нельзя.

«Тачанка» стала одним из самых лучших и знаменитых номеров ансамбля. Балетмейстеру Обранту удалось «перевести» музыку в танцевальный рисунок, создав сюжетный танец, тематически неразрывно связанный с событиями дня.

Потом появилась «Варшавянка» — сложный танец, который языком хореографии рассказывал о доле народов под игом оккупантов. Звучали мелодии разных республик, грустные, напевные, задумчивые. Валя Сулейкина танцевала свой эпизод под мелодию белорусской песни «А у перепелочки ножка болит». В финале номера звучала «Варшавянка», и движения всех участников ансамбля, сплоченные, решительные, переводили на язык танца старую революционную песню: «Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут, в бой роковой мы вступили с врагами, нас еще судьбы безвестные ждут… На бой кровавый, святой и правый, марш, марш вперед, рабочий народ!..» В этом номере постановщик сочетал танец, актерскую игру и пантомиму.

Весной сорок третьего года ансамбль Обранта пригласили принять участие в общегородском концерте мастеров искусств, в Большом зале Филармонии. Когда-то, перед войной, воспитанники Дворца пионеров выступали в этом зале совсем еще малышами. Теперь они выросли, возмужали и стали настоящим профессиональным коллективом. И все-таки они волновались:

«На сцену Филармонии могли попадать только видные мастера… Наша задача трудная и ответственная. Мы — не Преображенская, которую все знают. А для нас этот концерт — большая проверка работы ансамбля…»

Посмотреть обрантовцев пришли ленинградские артисты, музыканты, писатели. Пришла и Преображенская. В Большом зале Филармонии состоялась одна из тех встреч разобщенных блокадой людей, которая сама по себе доставляла радость.

В программе, посвященной главным образом показу юношеского фронтового ансамбля, пели Н. Вельтер и Г. Скопа-Родионова, читали О. Казико и Д. Лузанов. Аккомпанировал танцорам их коллега по агитвзводу 55-й армии — джаз-оркестр, руководимый дирижером и композитором А. Владимировым.

Там, на фронте, узкие дощатые подмостки обычно качались и поскрипывали под ногами, сцена всегда оказывалась точно ограниченной стволами деревьев или бревенчатыми стенами избы. Теперь перед ними распахнулся непривычный сценический простор, и подростки немножко растерялись. Но уже через минуту понеслась по филармонической сцене огневая «Тачанка», дробно ударила азартная лезгинка, устремилась в атаку красноармейская пляска.

В зале горячо аплодировали. Иногда взгляды обращались на совершенно седого человека с молодым лицом, который скромно сидел в своей видавшей виды гимнастерке и улыбался приветствовавшим его людям. Он не был доволен ребятами… Творческие мечты Обранта опережали успехи его воспитанников.

…И снова — Рыбацкое, Колпино, Усть-Ижора. Снова — фронтовые концерты, темные от порохового дыма взволнованные лица солдат, благодарные объятия, сердечные слова. Снова занятия военным делом, пешие переходы с тяжелыми рюкзаками за спиной или бешеная ночная езда в кузове грузовика, когда над самой твоей головой в разных направлениях возникают красные пунктиры трассирующих пуль.

Старшие из мальчиков и девочек учились уже в десятом классе. По решению политотдела армии учителя приезжали к ним из Ленинграда сюда, в Рыбацкое. Комиссар Кулик лично интересовался отметками. Отлынивать от учения не удавалось. Журнал фиксирует: