Театр в квадрате обстрела

В креслах партера и ярусов рассаживались военные и штатские, писатели и политработники, исхудавшие ленинградцы и возбужденные виденным за день писатели из Москвы. Три месяца назад большинство этих людей слушало в Филармонии Седьмую симфонию Шостаковича, музыку, созданную в осажденном Ленинграде. Теперь им предстояло увидеть созданную в осажденном Ленинграде героическую музыкальную комедию, блокадную оперетту!

Здание Александринки сохранилось внутри полностью. Тускло мерцала старая позолота. Поблескивал под ногами паркет. В фойе стоял позабытый киоск с надписью «Мороженое». Все той же оставалась бархатная обивка кресел… Но вот свет померк. За дирижерский пульт в оркестровой яме встал один из создателей музыки к этому спектаклю Николай Минх. Музыканты сухими, прозрачными руками подняли смычки и трубы. Загремела увертюра. И пошел кверху малиновый занавес. Сравнительно недавно, в самый канун войны, этот занавес открывал знойный испанский пейзаж, и на его фоне зрителям являлся Дон Кихот; гостиную красивого барского дома на одной из улиц губернского города О., «дворянское гнездо», где родилась и умерла любовь Лизы и Лаврецкого. Теперь занавес открыл пирс энской военно-морской базы и палубу маленького связного катера «Орленок». Вдали синело море.

Из люка медленно вырастает длинная, тощая фигура машиниста Миши — Королькевича, и в зале сразу же возникает веселое оживление.

Краснофлотцы на пирсе возводят торжественную арку. Это готовится к встрече ушедших в поход балтийцев комендант базы Чижов. Выход, вернее — вылет на сцену Чижова — Янета с цветами, в парадном кителе, вызывает в зале взрыв смеха. Это объясняется не только тем, что появление комического артиста заставляет срабатывать известный зрительский рефлекс: многие зрители — моряки узнают в Чижове его прототип. Чижов придирчиво осматривает арку. Ультрабереговой служака, он грозит краснофлотцам «повышибить из них этот береговой дух» и предается мечтам:

— Если бы я был высоким начальством и прибыл на встречу героев, я бы первым делом спросил: «А кто обеспечил такое исключительное обслуживание, тем самым способствуя успеху боевой операции и поднятию политико-морального состояния бойцов и командиров данного соединения?» — «Техник-интендант второго ранга Чижов Э. Л.» — «Где же он? Покажите мне его». Чижов является. «Как, товарищ Чижов, вы при своем огромном административном опыте до сих пор никак не отмечены? Не может быть… Напомните мне про товарища Чижова… Желаю успеха, Эдуард Лукич, звоните».

Сразу завоевывает любовь зрителей Жора Бронза — Свидерский. Его манера выражаться веселит и восхищает зал:

— Интересуюсь за Советское Информбюро… Меня душит смех… Мерси за разъяснение — можете быть свободны… Ше ты задумался, Миша? Я замечаю в твоих глазах какой-то невыносимый блеск. Миша, не вздыхай так, ты разрываешь мне сердце…

Из похода возвращаются катера. Торжественная встреча. Таких встреч немало было в то лето в Кронштадте. Среди моряков на пирсе — красивая девушка, комсомолка с Выборгской стороны. Катерники сходят на землю, звучит их песня, отдается рапорт о победно завершившемся походе. Тоскует только команда «Орленка» — им не поручают серьезных операций, а как хочется морякам показать, на что способен их маленький, но смелый «Орленок»! В ответ на меланхолические вздохи Миши, на горестные сетования старого боцмана Силыча Жора — Свидерский взрывается:

— Ше вы каркаете? Ше вы играете мне на нервах? Товарищ командир! Ше эти шакалы вгоняют меня в тоску? Душа горит.

Но и у самого товарища командира лейтенанта Кедрова душа горит. Он рвется в поход. И вдруг — редкая, счастливая удача! Появляется командир соединения и передает лейтенанту секретный приказ: ночью выйти в море и высадить на вражеском берегу разведчика. Если обнаружат — драться до последнего. В крайнем случае — взорвать катер.

Между тем начинается концерт по случаю возвращения из похода боевых катеров. Первое отделение — самодеятельное, силами команды «Орленка». Вперед выступает Жора:

— Для начала в своем репертуаре выступит артист Георгий Бронза. Попросим! (Аплодисменты.) Еще! Еще! Он это любит! Где вы, товарищ Бронза? Ах, это я. Пожалуйста!

На Молдаванке музыка играла,
Там веселился молодой матрос…

Свидерский поет лукаво и задушевно. Слушают моряки на пирсе. Слушают моряки в зрительном зале.

Мы уплывали и возвращались.
Парней одесских знают все моря,
Но никогда мы так не волновались,
Когда родной мы видели маяк!..

Лейтенант Кедров — артист Кедров — следом за Бронзой поет матросскую песню о кочегаре:

Товарищ, мы едем далеко,
Подальше от грешной земли…

И затихает зал, взволнованный матросской судьбой. И вдруг — чей-то голос:

— Шефы приехали! Артисты Ленинградского театра музыкальной комедии!

Они приехали к героям спектакля, как ежедневно приезжали к морякам, защищавшим Ленинград.