И он был прав. Все внимание было захвачено гугушками и троллями. Их снимали, а вместе с ними и россиян, на которых кричали гугушки и тролли. Куда бы ни приезжали теперь россияне – киношники ли, художники или литераторы, – я заметил, что к ним всегда особое внимание, от них словно чего-то ждут, как если бы Россия действительно была пупом Земли, где родятся редкие таланты. Насчет кино и прочих искусств не знаю; что же касается литературы, то с нею там давно разобрались, учредив премию Большая книга – эту грандиозную могилу, в которой каждый год триумфально хоронят русскую литературу, возводя над нею три обелиска. Я догадываюсь, отчего столько внимания к россиянам у европейцев: они не ждут появления исключительно даровитых поэтов или невероятных достижений в области искусств, они ждут просвета на затянутом тучами горизонте, они ждут оттепели. На нас всем было как-то наплевать. Нас и не заметили бы, если бы Кустарю не пришла гениальная идея выпустить меня перед показом фильма в костюме «Нептун 2.0». Я жарился в костюме, ходил по залу, прохаживался по коридорам колледжа, сидел на плитняковом подоконнике с книгами и стопочкой дисков, меня никто не узнавал, и отлично. В моем стимпанковом костюме я чувствовал себя спокойно. Если бы кто-нибудь меня узнал, я бы шутливо поиграл лампочками. Если бы это не отпугнуло любопытных, я мог и сиреной взыграть. В крайнем случае, сказал я себе, дурея от духоты, если кто-то начнет говорить, будто я лью воду на чужие мельницы, то устрою взрыв мозга – хлопну себе по мембране, и все вокруг в кровавом дерьме!