Театр Шаббата

— Ну да, я же и не говорю, что это было легко. Даже если ты ходил в море, это не значит, что ты готов ко всему. Какого она стала цвета! Я не был готов к этому. Она же стала зеленая, как Линк. Конечно, удушение дает некое примитивное удовлетворение, но если бы мне пришлось убивать сейчас, я предпочел бы какой-нибудь более быстрый способ. Да и руки у меня уже не те. А каким способом ты планируешь убить Мишель?

Лицо Нормана дрогнуло. Он посмотрел на Шаббата так, как будто тот уплывает или улетает, дрейфует прочь из его жизни. Последовало напряженное молчание. Но в конце концов Норман не предпринял ничего — просто засунул трусики Дебби себе в карман. Впрочем, в словах, которые он произнес вслед за этим, был намек на угрозу.

— Я люблю свою жену и своих детей больше всего на свете.

— Нисколько не сомневаюсь. Но каким способом ты намерен убить ее? Когда узнаешь, что она изменяет тебе с твоим лучшим другом?

— Не надо. Пожалуйста. Всем известно, что ты у нас сверхчеловек и не желаешь жить по общим меркам, что ты никогда не боялся перегнуть палку, но не всё следует говорить даже такому успешному человеку, как я. Не надо. В этом нет необходимости. Моя жена нашла трусики нашей дочери у тебя в кармане. Что, как ты думаешь, она должна была сделать? Как, по-твоему, она должна была реагировать? Не стоит опускаться еще ниже, чем ты есть, стараясь очернить мою жену.

— Я никуда не опускался. И не чернил твою жену, Норман. По-моему, ставки слишком высоки, чтобы отдавать дань условностям. Я просто хотел узнать, как ты хочешь убить ее, когда у тебя возникает желание ее убить. Ладно, давай сменим тему. Как ты думаешь, а каким способом она хочет тебя убить? Или ты думаешь, она тешит себя надеждой, что об этом позаботятся «Американские авиалинии», когда ты в следующий раз полетишь в Лос-Анджелес? Это слишком приземленно для Мишель. Самолет упадет, и я стану свободна? Ну нет, так решают свои проблемы секретарши, которые ездят в метро.

Мишель активна, деятельна, она дочь своего отца. Если я что-то понимаю в пародонтологах, она не раз мечтала задушить тебя. Во сне. И она вполне способна это сделать. У нее есть хватка. Вот так однажды поступил и я. Помнишь мои руки? Мои прежние руки?! Матрос весь день драит, драит, драит палубу. На судне всегда полно работы. Дрель, молоток, долото. А потом — куклы. Какая сила была в этих руках! Никки так и не узнала, что убило ее. Она долго еще смотрела на меня своими умоляющими глазами, но, думаю, любой судебный эксперт установил бы, что ее мозг умер за шестьдесят секунд.

Норман откинулся на стуле, обхватил себя рукой, локтем другой руки оперся на нее и уронил лоб на ладонь. Вот так вчера Мишель коснулась своим лбом моего. Не могу поверить, что это трусики виноваты. Не могу поверить, что эту великолепную стареющую женщину обескуражила такая ерунда. Всего этого вообще нет! Это сказка! Вот он, настоящий-то порок, вот она, благовоспитанная чушь!

— Что, черт возьми, с тобой стало? — сказал Норман. — Это ужасно.

— Что ужасно? — спросил Шаббат. — Что я обмотал трусики девушки вокруг своего члена, чтобы пережить ночь после всего, через что я прошел? Это так ужасает тебя? Отдохни от этой мысли, Норм. Трусики в кармане на похоронах? Это же знак надежды!

— Микки, куда ты пойдешь, уйдя отсюда? Ты собираешься домой?

— Тебе всегда было трудно представить себе, как я живу, верно, Норман? Как он справляется без покровителей? Как они все справляются без защиты? Детка, да нет никакой защиты. Это все туфта, Норман. Посмотри на Линка. Посмотри на Шаббата. Посмотри на Морти. Посмотри на Никки. Посмотри, как бы это ни было утомительно и страшно — смотреть. Что мы такое — для того, от чего нет защиты. Когда я плавал, я во всех портах любил ходить в католические храмы. Знаешь почему? Это очень эротичное зрелище — коленопреклоненные молящиеся девушки. Они просят прощения за все свои грехи. Мне нравилось смотреть, как они умоляют о защите. Это очень возбуждало меня. Ищут защиты от других. Ищут зашиты от себя самих. От всего. Но защиты нет! Даже для тебя. Даже ты уязвим, и с этим ничего не поделаешь. Уязвим! Даже ты, черт возьми, — голый, в этом своем костюме! Все это тщетно — и костюм, и монограмма — ничего не поможет. Мы понятия не имеем, как всё обернется. Господи, да ты не в состоянии защитить даже трусики своей…