Театр под сакурой

— Она — дзюкуся, — сказала Мидзуру, как будто, это должно всё объяснить, но потом опомнилась и добавила: — Вы называете их магами, волшебниками, чародеями, — произнесла она нескольких языках подряд.

Ещё несколько дней назад я бы посчитал её слова полной чепухой, но после той ночи в разрушенном храме, многое во мне перевернулось. Когда на моих глазах беловолосый самурай заставил с помощью какой-то бумажки встать мертвеца, я целиком и полностью уверовал во всё, что не укладывалось в материалистическую картину мира.

— Она оказалась никому не нужна во Франции, — продолжала Мидзуру, — а вот у нас в театре ей будет лучше всего.

— Интересно, почему? — поинтересовался я.

— Она весьма чувствительна к чужим эмоциям, Руднев-сан, — печально произнесла Мидзуру, — а у нас в театре её никто не станет считать чудовищем.

Я замолчал, как-то нечего было ответить на эти слова. Наверное, страшно быть десятилетним ребёнком, которого все вокруг считают монстром.

— Я и забыл спросить, — усмехнулся я, когда мы ехали уже среди ночных огней токийского порта, — как зовут юную барышню?

— Алиса, — сказала Мидзуру. — Алиса Руа.

Автомобиль Мидзуру оставила у большого здания морского вокзала — здания роскошного, построенного в эклектичном стиле, совмещавшем в себе традиционные и вполне современные элементы. Мидзуру проглядела большое табло с названиями и номерами рейсов. Оно было для общего удобства составлено сразу на нескольких языках, поэтому я и весьма глубокомысленно уставился на него, однако, не зная на каком пароходе приплывёт французская барышня волшебница, я мог долго смотреть на него без толку.

— Отлично, — кивнула Мидзуру, — у нас есть минут десять. Пароход уже на рейде, сейчас идёт к причалу.

— Я, пожалуй, пойду первым, Мидзуру-сан, — предложил я. — Толпа встречающих будет велика, вас могут и затолкать.

— Спасибо, Руднев-сан, — улыбнулась Мидзуру, пропуская меня вперёд и жестов указывая направление.

Мы прошли через запруженный людьми зал к двери с двумя палочками иероглифа футацу — два. Иногда мне приходилось работать локтями, особенно ближе к широким дверям, в которые, не смотря на их внушительный размер, не могли пропустить всех желающих пройти через них. Однако мне было не впервой проталкиваться через толпу. Надеюсь, Мидзуру куда легче было шагать, так сказать, в моём кильватере. Небольшая заминка произошла только в дверях, но и тут мне удалось прорваться, правда, Мидзуру, плюнув на весь сонм японских приличий, схватила меня сзади за пояс.

Но, в общем, мы прорвались к набережной, у которой уже стоял белоснежный красавец. Матросы в чистеньких фланельках и фураньках найтовили к борту громадный трап, у которого уже столпились люди. В первых рядах я разглядел маленькую девочку в жёлтом платьице и белой шляпке.

— Это она! — сказала мне Мидзуру, для верности глянув на весьма качественную фотокарточку. — Пропустите меня вперёд, Руднев-сан.

Я посторонился, при этом потеснив полного немолодого человека в пиджаке и при шляпе, но в широких хакама. Тот глянул на меня строго, но решил, наверное, не связываться с наглым гайдзином, отвернулся и задрал нос так высоко, что тот едва в темнеющее небо не уткнулся.

Девочка спустилась по трапу первой. Её сопровождала немолодая дама, которую я сразу не приметил, из-за серого платья и общего неприметного вида. Она держала девочку под руку, а та заметно тяготилась этим соседством, старалась не смотреть в её сторону. Они сошли с трапа, и к ним тут же подошла Мидзуру. Она обменялась несколькими фразами на французском, которым я, честно говоря, ещё в гимназии откровенно манкировал, отдавая предпочтение японскому и китайскому, которые учил дома. После этого, Мидзуру забрала у неприметной женщины девочку и вернулась ко мне.

— Знакомьтесь, Руднев-сан, — сказала Мидзуру. — Алиса Руа-тян.

— Я не силён во французском, — ответил я.

— Я умею говорить по-японски, — несколько неуверенно произнесла девочка. — Я выучила его, потому что знала, что мне тут жить.

— Тогда приветствую вас, барышня, — сказал я, беря её крохотную ручку, чтобы в шутку поцеловать.

Неожиданно лицо девочки исказилось от страха. Она отдёрнула руку и тихо-тихо, едва слышно, прошептала:

— Ваши руки… Они все в крови.

Я как-то даже смущённо спрятал руки в карманы и больше старался не смотреть в такие мудрые и взрослые глаза десятилетнего ребёнка.

На обратном пути до автомобиля я снова играл роль некоего ледокола, пробивающего путь среди людских торосов. Мидзуру левой рукой держала меня за пояс, а в правой крепко сжимала ладошку Алисы. Мы сели в авто — мы с Мидзуру впереди, Алиса одна расположилась на заднем сидении. Мидзуру завела автомобиль, и он медленно покатился по ночным улицам Токио.

— Простите, Руднев-сан, — произнесла Мидзуру, мне даже показалось, что она несколько смущается, — Алиса-тян сказала что-то о ваших руках. Я не очень поняла. Что-то насчёт крови на них… Но если вам неприятно, можете не отвечать, — спохватилась она.