Читаем Театр отчаяния. Отчаянный театр полностью

– С этой точки мало кто смотрел, – сказал Александр Георгиевич. – Гляди… Вон там сидел Берлиоз и Ваня Бездомный… Там они покупали абрикосовую воду… А Аннушка разлила масло во-о-он там. Турникета, конечно, никакого теперь нет… Да и был ли? Михаил Афанасьевич всё описал подробно. Очень точно… Единственно, трамвай тут не ходил… Никогда не ходил… Это он выдумал… А что не выдумка?.. Вот говорят: Патриаршие пруды… А он один. Источники утверждают, что было больше… Но кто же это помнит? Из живущих – никто…

Он усмехнулся и сделал пару добрых глотков из бутылки.

– Мне скоро пятьдесят пять… Не кот наплакал… – продолжил Александр Георгиевич. – Вон, посмотри, там мой первый семейный уголок… Во-о-он там! Смотри выше… Окно горит с зелёной занавеской… Выше этого окна…

Он стоял спиной к Садовому кольцу и указывал на дом справа.

– Там Пашка родился… Я его тут выгуливал… Тут он ползал, бегал… Теперь Паша музыкант… Жёсткий рокер… – говорил Александр Георгиевич торжественно и нежно. Потом жили тут… В этом доме… Вон наши окна, не горят…

Он указал рукой на дом слева от себя.

– Тут тоже много чего было… И тоже смотрел в окно на этот пруд… А теперь живу во-о-он там… Рядом…

Он махнул рукой перед собой диагонально вправо.

– Два шага отсюда… Вот так-то! С этой точки могу увидеть всю жизнь… На. – Он протянул мне бутылку. – Хорошие у тебя ребята! Золотые мальчишки!.. Про тебя пока не понимаю… Спектакль ты сделал хороший… Только уж слишком аккуратный… – Стало вдруг заметно, что он захмелел. – Мальчишки твои лучше твоего этого спектакля… Вот я и не пойму… То ли ты чего-то боишься, то ли хочешь понравиться… Если боишься, то это пройдёт, а если второе – то это не лечится… Да погоди, погоди!.. Не перебивай!.. Ты ещё всё, что захочешь, скажешь… У тебя ещё будет такая возможность… Не бойся!.. Мы ещё сочтёмся славой… Только бы не захлебнуться этой лавой!.. Экспромт!.. А ты почему не пьёшь?..

Я отпил, вернул бутылку. Он тоже выпил и посмотрел в небо.

– Твои мальчишки мне такое сегодня напомнили!.. Как меня занесло на сцену?.. Должен же был стать нормальным учёным человеком… Физика, химия – прекрасные точные науки! Красота! Учился отлично! Легко учился!.. На сцену студийную вышел… Я же не думал, я же не знал, что это будет на всю жизнь… В мыслях не было. Думал, пока студент, пока молодой… Но потом-то всё будет серьёзно!.. И что теперь?! Кто мог подумать?! А я же был инженером… Был! Работал прекрасно!.. Рабочий день до шести, выходные, обеденный перерыв, отпускные… Хорошо было? Очень!.. Жалею? Никогда!.. Просто ребята мне твои напомнили… Вроде уже давно всё это было… Точно давно!.. А вот оно… Стоим мы сейчас тут… И вот она жизнь… С одной точки всю видно… Всё рядом! Окна в окна… А сколько всего тут пережито!.. Счастья, несчастья… Людей сколько!.. Вся жизнь на берегах Патриарших… А пруд всего один! – сказал он и усмехнулся. – Допиваю… За тебя! За твоих мальчишек… За театр!

Он допил то, что оставалось на самом донышке, чмокнул губами и сунул бутылку в карман.

– Тебе куда! Есть где ночевать? – спросил Александр Георгиевич.

– Есть. Мне к Рижскому вокзалу, – ответил я.

– Это недалеко… Возьмёшь машину на Садовом… Хорошенько мы загудели сегодня… А ведь не собирался! Совсем… Давненько так не гудел… Чтобы на улице да из горлá… Хорошо!..

Он вдруг поднял голову к небу и негромко завыл. Совершенно по-волчьи. Тихонечко. Будто вой этот доносился издалека. Я не удержался и подхватил его, только чуть громче…

– Вот, значит, почему они воют, – сказал Александр Георгиевич, улыбаясь. – Волки… Потому что это приятно и трезвит.

Мы оба захохотали. Пар от смеха вылетал облаками.

– Ну, пока, увидимся… Обязательно! – сказал Александр Георгиевич.

– До свидания! Очень надеюсь!.. – ответил я.

Мы пожали друг другу руки. Большая, сильная его ладонь была тёплой, почти горячей. Он развернулся и пошёл по пушистому, нехоженому снегу. Отойдя от меня с десяток шагов, он стал что-то напевать.

Я добрался до Сашиной квартиры глубокой ночью, перевалившейся к утру. Открыл дверь ключом. Старался действовать бесшумно, но не вышло. Я что-то с грохотом уронил в темноте прихожей. На шум вышел Саша, закрыл за собой дверь в спальню и включил свет. Он был в одних трусах. Щурился.

– Привет, – сказал он хриплым голосом.

– Привет, – сказал я. – Прости, что разбудил.

– Ничего… Пошли на кухню… Только тише…

На кухне Саша поставил кипятиться чайник. Мы сели за стол. Саша тёр глаза и пару раз широко зевнул.

– Отметили? – спросил он.

– Ещё как! – ответил я.

– Правильно! Я бы тоже с вами… с удовольствием… Но у меня неприятности с буфетом… Да и бог с ним!.. Хорошая у тебя получилась работа. Уже видно ремесло. Видно, как ты умеешь работать с пространством… Чай будешь?..

– Нет, спасибо… Водички мне налей, пожалуйста.

Саша долго наливал мне воду, а себе чай. Я с жадностью выпил целый стакан сразу. Саша налил ещё.

– Я не видел твоих работ больше года… Ты в этом спектакле другой, – сказал Саша, – и новые ребята у тебя интересные…

– Саш, – сказал я, – прости, пожалуйста, но давай не будем говорить о спектакле… Пожалуйста!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука