Театр отчаяния. Отчаянный театр

– Кто видел тот спектакль? – говорил Саша мне, когда я рассказал о моих знакомствах и встречах. – Кто смог его досмотреть?.. Этот так называемый спектакль шёл больше суток!.. Для них спектакль, который идёт часов шесть – это так… Этюд… Миниатюра. Они, конечно, прекрасные теоретики… Они могут быть педагогами… Но то, что они делали на сцене…

Сашу вообще раздражало тогда всякое прожектёрство или безответственное театральное сектантство. Он трезво оценивал художественные возможности Театра Российской армии и свою должность при главном режиссёре. Он и главного режиссёра оценивал трезво. Но Саша считал, что всякую реальную возможность повлиять хоть на что-то в переживающем тяжелейший кризис театре нужно использовать на благо и стараться помогать.

Ещё Саша держал театральный буфет. Это был его бизнес на пару с одним актёром. Я, как никто, понимал насколько это хлопотное дело. Помимо практических хлопот необходимо было учитывать, что в огромном театре работал огромный коллектив. Актёры были не самой многочисленной его частью. Но самой сложной. Особенно пожилые, именитые, знавшие лучшие времена.

Сашу с его буфетом подозревали во всех тяжких, постоянно, по старой привычке, писали на него жалобы и доносы, плели интриги. Требовали давать им выпивку и прочее в долг, частенько ничего не отдавали и рады были бы Сашин буфет разорить.

А ему, бедолаге, часто приходилось самому разгружать привезённые товары, вести учёт всего хозяйства, мыть посуду и иногда вставать за прилавок. Он постоянно был на взводе. А сам хотел заработать денег и создать на них достойный спектакль, который можно было бы возить по гастролям.

Мы много беседовали с Сашей в тот мой приезд. Ночами. Строили какие-то планы. Смеялись. Почти не выпивали. Он много рассказывал о театре, который знал и любил. Это был не тот же театр, что у Алёны. Эти два театра не складывались в один. Голова моя пухла.

Саша жил на съёмной квартире в высоком доме недалеко от Рижского вокзала. Его молодая очаровательная жена отвела мне спальное место на диване в комнате, которую можно было назвать гостиной, вторая комната была спальней. Сашина жена великодушно и благосклонно терпела меня и наши ночные беседы. Не терпел меня только её шикарный кот. Чёрный, белогрудый, капризный, с великолепными жёлто-зелёными глазами, он ссал мне в ботинки. Я его сурово натыкал носом в содеянное, но это его не остановило. Тогда я побил его так, как вряд ли с ним обращались. Сильно и как мужчину. Тогда он надул мне в сумку на лежавшую в ней одежду.

Это убедило меня, что мнение о москвичах как о мягкотелых и бесхарактерных в сравнении с сибиряками ошибочно и поверхностно.

Моё первое знакомство со столичной жизнью ничего для меня не прояснило. Московский театральный мир предстал передо мной непостижимым клубком, в котором переплелось и запуталось неисчислимое количество разнообразных нитей. А от того, как была устроена жизнь москвичей, мне стало не по себе. Я не мог примерить на себя подобную жизнь.

Я так устал чуть больше чем за неделю в столице, что с трудом соображал. День прилёта казался событием давним. Получаемая информация не успевала усваиваться. Я остро хотел домой. И ещё острее хотел вернуться в безалаберную, бурную, бесконечно и беспрестанно нервничающую столицу со своим безупречным, тщательно и тонко сконструированным красивым спектаклем. Вернуться и показать, как можно и должно делать театр.

До чего же наивен я был!

Последний спектакль перед отъездом я посмотрел в Московском драматическом театре имени К. С. Станиславского. Саша не без труда устроил мне билет на него.

– Сходи на «Хлестакова» Володи Мирзоева, – сказал он. – Это суперхит прошлого сезона. Его надо посмотреть! Думаю, тебе не понравится, но знать это надо. Володя – умный человек. Сильной воли и судьбы. Этот его спектакль встряхнул Москву… Чтобы ты понимал… Моднее Володи сейчас никого нет… Но в его случае модность не отменяет настоящего творчества. У него много спектаклей… Но посмотри именно этот… В нём играет актёр Максим Суханов… Он сейчас в московском театре… Не знаю с чем сравнить… Как Элвис Пресли!.. Он за эту роль получил Государственную премию!..

– Старый? – спросил я.

– В смысле? – не понял Саша.

– Актёр… Элвис Пресли… Старый?

– Максим Суханов?.. Нет… Наш ровесник… Старше чуть-чуть.

На спектакль «Хлестаков» я шёл с предельным скепсисом. За короткое время плотного знакомства с театральной Москвой ко мне вернулось забытое со школьных времён непонимание и недоверие к тому, что происходило на театральной сцене. Я снова не верил никому. Ни тем, кто спектакли исполнял, ни тем, кто этому аплодировал. Только в Москве непонимание усилилось многократно, помноженное на московский масштаб.