Театр невидимок

- Подожди, - в голосе женщины прорезались капризные нотки, - ты меня обещал покатать на лодке.

- Покатаю, - с придыханием заговорил мужчина, - потом.

Он снова обнял женщину, но та ловко выскользнула из его рук.

- Хочу кататься! - упрямо сказала она, - А уж потом...

- Ну куда же мы на ночь глядя! - с досадой бросил мужчина, в качестве утешения прикладываясь к бутылке с домашним вином.

- То есть, ты меня катать и не собирался? - дама приподнялась на локте, голос её сделался грозным, - И зачем мы тогда сюда эту твою лодку тащили?

Она указала на лежащую за линией прибоя надутую "Лисичанку" с собранными вёслами.

Мужик, явно не рассчитывающий грести ночью в тёмном море, тяжко вздохнул.

- Ну, я думал...

- Что я всё забуду, да? - сурово подхватила женщина, - Нет уж, дорогой, если я сказала кататься, значит кататься. Давай, живо.

- Да куда мы поплывём? Тут же граница рядом, остановят, в кутузку посадят, - воззвал мужчина, поднимаясь.

- А мы близенько покатаемся, - женский смешок в ночи прозвенел холодно и неуютно. Гибкая фигурка в бикини засеребрилась под лунным светом.

Выхода у мужика не было. Он столкнул лодку в воду, помог женщине сесть на корме, сам устроился на носу и взялся за вёсла. Был силён - через несколько гребков берег значительно удалился.

Выпрямившись, она сидела перед ним - совсем близкая, но безумно далёкая, словно луна. Исходящий от неё запах - неуловимая смесь сладкого пота, цветочных духов и моря - будоражила его воображение. Он грёб и грёб, пытаясь дать выход возбуждению. Она смотрела на него без улыбки, едва ли замечая.

Берег постепенно скрывался в густой ночи.

- Всё, хватит, возвращаемся! - рявкнул он. В голосе его была злость. Здесь женщине должно было стать страшно. Но не стало.

- Туда правь, - почти приказала она, указывая рукой на юго-восток.

- Хрен тебе! - окончательно разъярился мужик, - Щас идём на пляж, и ты мне дашь. А то я тебя прям здесь разложу!

Он, было, подался к ней, но дамские ладони сделали перед его лицом несколько причудливых пассов. Глаза её серебристо замерцали. Мужчина замолк, будто ему заткнули рот, и сел прямо, бессмысленно уставившись на гигантскую луну.

- Греби туда, - повторила с нажимом женщина. Он безропотно стал грести.

Когда луна стала большим мутным диском и во мрак ночи стали проникать молочные струи рассвета, он всё ещё грёб. Пот обильно стекал по его лбу, заливал глаза, выступил по всем телу, но он не замечал его. А женщина всё так же сидела, безразлично глядя перед собой. Однако видела всё, в том числе и возникший на горизонте силуэт пограничного катера. Если судить по карте, они давно уже должны были выйти из территориальных вод СССР, но женщина знала, что карта врёт, и врёт намерено.

Она взяла надутый воздухом полиэтиленовый мешок, каким-то образом не замеченный мужчиной, прикрепила его к купальнику, и повернулась к гребущему.

- Хватит, - коротко бросила она и прыгнула из лодки, уйдя в воду без малейшего всплеска.

- Остановитесь, вы нарушаете государственную границу СССР, - вещал мегафонный голос с катера.

Мужчина бросил вёсла и принялся ошеломлённо оглядываться.

- Где я?! Что со мной?! - в панике заорал он.

Через два часа, когда уже совсем рассвело, на дикий пляж близ маленького турецкого порта Хопа из моря вышла русалка. Правда, вместо хвоста она имела пару стройных ног, а позади неё волочился большой, но, судя по всему, лёгкий чёрный пузырь. Присев на большой, уже нагретый утренним солнцем валун, она стала отдыхать. Вода бежала с неё ручьями. Слегка обсохнув, она проткнула пузырь, который шумно лопнул, и извлекла оттуда пакет с одеждой. Сбросила бикини - ну, почему в этот момент тут не оказалось турецких пограничников, чудо, не иначе! - и быстро переоделась в летнее платьице, босоножки, а голову повязала платком. Через плечо повисла изящная сумочка. В ней были деньги - доллары и турецкие лиры, и паспорт гражданки Югославии с чин по чину проставленной турецкой визой.

Снарядившись, женщина обернулась к невидимому советскому берегу и тихо произнесла:

- Саёнара [31], Фудо-тян. Мы встретимся. Феденька, сыночек, всё будет хорошо.

Илья Данилович стоял на берегу зелёного моря, обозревая его с высокой сопки. Впереди перед ним на сотни километров простиралась тайга. Он был потрясён и слегка подавлен. Впрочем, это, вполне возможно, объяснялось последними событиями. Рядом с ним стояло два десятка оперов - матёрых "волкодавов", не раз бравших вооружённых беглых зеков, а то и агентов противника. С поводков рвались злобные немецкие овчарки.

Опера были из местных территориалов, не посвященные в Большую игру: в Красноярске у Артели было слишком мало людей, приходилось втёмную использовать сотрудников КГБ. Из артельных тут был только майор - его мушкетёрская бородка гармонично сочеталась с камуфляжем, бронежилетом и каской. На плече прикладом вверх привычно висел АКМ.