Ви наклонился над лужей, чтобы видеть в воде свое отражение, и поднес одну из сережек к мочке. Острый кончик царапнул кожу, а тупой холодил мочку с другой стороны. Не давая себе времени передумать или испугаться боли, Ви сжал кольцо. Паз защелкнулся одновременно с тем, как боль раскаленной иголкой прошила ухо. Ви зашипел, сжал ладони в кулаки и лишь тогда ощутил липкую кровь, что осталась на его пальцах.
Он наклонил голову, повернул в одну сторону, в другую. Боль все еще пульсировала, но Ви на нее плевал. Ему нравилось то, что он видел в отражении. Всего лишь мелочь, крохотное украшение, но с ним Ви ощущал себя иначе – более дерзко, уверенно. Он чувствовал себя обновленным. Этими физическими изменениями он будто доказывал миру и самому себе – как раньше уже не будет. Да здравствует новый мир и новый Ви!
Он решил использовать все кольца. Еще двумя он так же проколол мочку, а остальными украсил хрящ того же уха.
Когда Ви закончил, ухо было красным от крови, а руки едва заметно дрожали. Однако он смотрел на свое отражение в воде с гордой улыбкой.
Занавес поднялся под грохот торжественной музыки. В чашах у края сцены одновременно вспыхнул огонь, озаряя яркий постамент и стоящую на нем Мадам. Сегодня она выбрала ярко-зеленое платье с узкой юбкой, но широкими рукавами. Ткань переливалась в свете пламени, как павлиньи перья. Впрочем, цвет наряда неудачно контрастировал с кожей: Мадам казалась болезненно бледной. Ви поймал себя на мысли, что, возможно, ее просто мутит от страха и волнения.
Подумав об этом, он улыбнулся. Ви оставался единственным за кулисами, кто сохранял спокойствие, хоть и напускное. Пока все артисты едва ли не грызли ногти от волнения, Ви с трудом сдерживал злорадный смех… Который все же вырвался из горла, когда все пошло не по плану Мадам.
– Сегодня представления не будет! – выкрикнул кто-то из зала.
Музыканты продолжали играть, хотя Мадам едва не осела на пол.
– Стоп! – приказал тот же голос.
Мадам подала музыкантам знак. Тромбоны застонали, стихая. Чей-то смычок нервно задел струны, и те коротко взвизгнули. В повисшей тишине было слышно, как перешептываются изумленные зрители. Однако это шоу им нравилось даже больше запланированного.
– Что будет угодно уважаемому господину управляющему? – Улыбка на губах Мадам дрожала, как и вся она. Угодливый тон, игривый взгляд… Но ничто не могло скрыть панику, которая сочилась из управительницы театра. Театра, который стал кошмаром для Ви.
Но скоро он проснется. Стряхнет с себя ночной ужас и сам займет его место.
Он уже ощущал, как Изнанка Мадам меняется. Ее чувства, эмоции создавали новые грани материи, неподвластной логике и правилам этого мира. Отражение истины – вот что она такое. А каждое чувство, каждая мысль – камешек, брошенный в зеркальную водную гладь. Новый бросок – и по безупречной поверхности поползет рябь, меняя картину.
Точно так сейчас менялась Изнанка Мадам. Ее загнали в угол, и она это знала. Все худшее, что в ней было, сейчас закручивалось в смертоносный шторм. Ви стоило огромных усилий не выпустить его сейчас. Рано.
– Мадам, за пятнадцать лет существования вашего шоу его репутация была безупречна.
– Благодарю вас, мистер…
Голос из зала перебил ее на полуслове:
– Но сейчас о вашем шоу в Фирбси ходят пугающие слухи. Говорят, в подвалах вы держите демона, которого под личиной человека выводите на сцену и спускаете на невинных, неугодных театру людей. Это необходимо остановить.
Шепотки стали громче. Морщины на немолодом лице Мадам – резче. Только сейчас Ви понял, что, когда увидел свою мучительницу впервые, ее лица почти не коснулся возраст. Теперь же старость отпечаталась на нем морщинами, въевшимися в кожу, как яд – в душу этой испорченной женщины.
– Люди гибнут, Мадам. Без всяких причин.
– Мне жаль, – она абсолютно неискренне пожала плечами. – Однако не понимаю, к чему вы ведете эту беседу, мистер Эрмингтон. В моих подвалах чудовищ нет. Хотите проверить?
– Ваше чудовище стоит за кулисами, – припечатал городской управляющий, и публика изумленно охнула.
Ви показалось, будто каждый лучик света в этом зале стянулся к нему. Все взгляды были прикованы к нему. Все желали и боялись.
И пускай сейчас видеть Ви могли только другие артисты и Мадам, что метнула за кулисы ошалелый взгляд, он все равно чувствовал себя королем сцены. Он гордо расправил плечи и в холодной надменности вскинул подбородок. Шагнул к границе света и тени, сцены и кулис… Но один из громил-охранников заломил Ви руки и едва не толкнул на колени.
– Куда? Мадам не объявляла твой выход.
Амбал склонился слишком близко к уху Ви. Он скривился и подумал, что проще помереть, чем продолжать терпеть вонючее дыхание, обжигающее щеку. Гадость.
– Сгинь, – процедил Ви и попытался высвободить онемевшие запястья.
– Зазнался? Чувствуешь себя красавцем среди уродов, Вильгельм?
Золотые глаза широко распахнулись. Он так давно не слышал своего настоящего имени, что сейчас оно было подобно ножу, загнанному под ребра.