Тогда он боялся, что Дарен все же проснется. Заспанный, выйдет из ванной комнаты и посмотрит на Каспера своими большими оленьими глазами. Необходимость разговора пугала, и Каспер просто сбежал. Снова.
Его больше не терзала вина за бездействие. Но всего одна ночь рядом с Дареном пробудила в Каспере глубокое сочувствие к Йоркеру. Именно оно толкало каждый вечер в сторону серого, полузаброшенного района к дому, где в единственном горящем окне виднелся силуэт парня.
Дарен неизменно сидел на подоконнике и что-то рисовал, часто вырывая и сминая листы. Каспер следил за ним из укрытия за раскидистым кустом шиповника, и его сердце болезненно сжималось каждый раз, когда Дарен вдруг хватался за голову или, покачиваясь, притягивал колени к груди.
Он хотел снова постучаться в дверь с номером сорок четыре, но не мог. Вдруг Дарен жалел о том, что тогда впустил Каспера? Был всего один способ узнать, готов ли Йоркер встретиться вновь, но при этом не давить и не пугать своим внезапным появлением.
В один из вечеров, когда после тренировки Каспер снова пришел к дому Дарена, он поднялся к сорок четвертой квартире и оставил под дверью записку. На небольшом листке лаконично значилось имя Каспера, его телефон и адрес. Если бы Дарен хотел, он мог хотя бы позвонить… Но этого не случилось.
Каспер сам не понимал, что из раза в раз заставляет его возвращаться к дому Дарена. Всего единожды он решил пропустить «встречу», но в итоге не смог уснуть. Незаметно выскользнув из дома посреди ночи, он ринулся в знакомом направлении и успокоился, лишь увидев зажженный свет в окне и ссутулившуюся над блокнотом фигуру.
Та их встреча в квартире Йоркера заглушила голос совести. Но теперь к Дарену Каспера звал другой, что был даже громче и настойчивее прежнего. Каспер внезапно ощутил ответственность за этого сломанного парня.
«Ссора с Этель» стала отличным предлогом, чтобы не вступать в разговор с Заком и Найтом. Парни оживленно обсуждали количество выпивки на тусовке, приглашенных девчонок из университетской команды поддержки и прочую неинтересную Касперу ерунду. Он вообще начинал жалеть, что сам не отказался от похода на вечеринку, но вовремя себя одернул – Тобиас был бы недоволен, не явись Каспер на столь важное событие.
Когда они подъезжали к нужному дому, Каспер пустым взглядом таращился на носки своих кроссовок и мыслями витал на другом конце города. Из этого гипнотического состояния его вырвала музыка. Она была как сигнальный огонек, на который стягивались все, кто желал отдохнуть и хорошенько развлечься. Но двери дома Вальетти были открыты далеко не для всех.
– Наконец-то, – Хильда вальяжно привалилась к капоту, когда машина остановилась. – Тобиас вас заждался.
Светлые волосы она собрала в высокий хвост, из-за чего золотой чокер на ее тонкой шее сильнее бросался в глаза… И выглядел как ошейник.
Каспер усмехнулся своим мыслям. Хильда это заметила, как и его взгляд на себе, и на секунду смутилась. Ее короткое замешательство окончилось в тот же миг, когда Хильда поняла, что Этель в машине нет.
– Хвала небесам, – воскликнула она с приторной улыбкой, – ты сегодня один!
Зак и Найт в унисон заржали, а Каспер оторопело застыл.
– Вас настолько раздражает Этель? – скривился он, сгорая от стыда за чужие резкие слова. Хорошо, что Этель не слышит всего этого…
Он знал, что друзьям Этель не особо-то и нравится. Она тихая, милая, домашняя. Совсем не вписывается в шумную свиту, с которой у нее была не просто взаимная неприязнь, а, как оказалось, холодная война. Вполне понятно, почему Этель не хотела идти на вечеринку и почему ее здесь не горели желанием видеть. Понятно и то, почему его друзья и та же Хильда надеются на ссору или даже «расставание» Каспера и Этель… И именно по этой причине она нужна ему как прикрытие.
– Меня раздражает не Этель, – сморщила свой хорошенький носик Хильда, – а ты, когда рядом с ней. Сразу весь такой… недоступный.
Она печально вздохнула, а Найт поддержал:
– На все прошлые наши тусовки ты брал ее с собой. И это было…
– Душно, – закончил за друга Зак. – Она тебя ни на шаг не отпускала.
Каспер хмыкнул, подумав о том, что на самом деле он сам не хотел отходить от Этель. Видел хищные взгляды других девушек и не собирался давать им даже повода приблизиться.
Но сказать об этом вслух он, разумеется, не мог.
– Мне с ней хорошо, – вместо этого признался Каспер, нисколько не соврав. Он искренне любил Этель. Но только как подругу.
– «Хорошо», – передразнила Хильда и залилась смехом, который звучал так, будто ножом скребут по стеклу. – Я не помню, чтобы она тебя хоть раз поцеловала или обняла. Знаешь, что я вижу в ее уцелевшем глазе, когда Этель смотрит на тебя? Пус-то-ту, – произнесла Хильда по слогам, а затем добавила на случай, если кто-то не догнал: – Ей плевать на тебя, Каспер.