– Я бы хотела помочь тебе, тут полно разломов, – помеченная своим собственным, прошептала Амелия, а потом ее голос сорвался. Речь оборвалась на полуслове, но Ви и так знал жестокую правду.
Разлом наделяет людей способностью видеть Изнанку, но не дарит талантов Зрячих или Странников. Люди становятся лишь наблюдателями. Амелия не сможет забросить Якорь в разлом. Ви придется остаться в этом мире даже после смерти.
– Я не хочу умирать здесь. Выведи меня, умоляю.
Щеки Амелии блестели от слез. Пламя прыгало вокруг, перекидываясь на кресла и вопящих людей, и в его свете морщины на лице матери казались глубокими бороздами. Бледная кожа плотно обтягивала череп и кости. Амелия походила на живой скелет. Совсем тощая, ей стоило огромных усилий поднять сына, который был выше на две головы. Когда она сумела это сделать, то закинула руку Ви себе на плечи, и вместе они медленно двинулись через разверзнувшийся ад.
– Что же ты наделал, Вильгельм? Зачем? – вопрошала Амелия, пока волочила его от сцены к стене. Там идти стало чуть проще – с одной стороны Ви опирался на стену, а с другой ему помогала мать.
Он не отвечал. Знал, что правда ее расстроит, потому что помнил, как открыто мать защищала его перед Кэтлин. Она искренне верила, что дар Ви не принесет бед и зла, а в итоге он собственноручно вынес приговор паре сотен людей.
Изнанка бесновалась. Сквозь зависший в воздухе разлом стекала бледно-желтая жидкость, которая отливала глянцем в прыгающих языках огня. Сквозь мелкие щели между пространствами наружу вылезли отвратительные жуки. Гигантские, почти с кулак, они черной волной хлынули наружу.
Амелия взвизгнула, когда один из таких жуков впился в ее руку. Женщина стряхнула насекомое, и то упало на блестящий щиток, что покрывал спинку. Даже в полумраке Ви увидел, что на брюшке жука был вытянутый рот, полный острых иголок.
От жара огня по лицу ручьями бежал пот. Было нечем дышать. В ушах звенело. В глазах плыло. Ви перестал различать истину от Изнанки, а Изнанку от собственных галлюцинаций.
– Стой!
Ви услышал этот голос сквозь треск огня и какофонию криков обезумевших людей, обреченных на смерть. Он обернулся и увидел Мадам, что тащилась за ним. Она волочила за собой гору металла, который разрастался и тяжелел. Обручи с шеи и рук переползли на голову, ноги уже были замотаны в железные ленты. Мадам едва могла двигаться. Последними, не скрытыми под живыми доспехами частями тела, оставались глаза, рот и пояс.
– Ты поплатишься за то, что сделал, – произнесла она тихо, но Ви все равно услышал.
Он с трудом стоял, опираясь одновременно на стену и на мать, но не чувствовал в Мадам угрозы. Она ему больше не враг. Она – жертва, загнанная в угол, а ее злые слова – последний жест отчаяния.
– Пойдем, – хрипло выдохнул он матери, и они, позабыв о Мадам, двинулись прочь.
Однако Ви не успел сделать и пары шаркающих шагов. Вопль Мадам поразил его точно молния.
– Убейте фокусника! Эти видения – его трюк!
Ви успел пронзить Мадам полным презрения взглядом. Он увидел ее самодовольную улыбку прежде, чем та скрылась под новым витком серебряной жесткой ленты.
Мадам умерла, заживо раздавленная своей Изнанкой. Ви мечтал об этом моменте, предвкушал его, но теперь, когда все случилось, в душе разрасталась ледяная пустота.
– Вон он! – крики отчаявшихся смертников.
– Убейте его!
Ви привалился плечом к стене, по которой начал сползать, обессиленный. Амелия попыталась его подхватить, как-то удержать, но лишь упала следом за сыном.
– Вильгельм, умоляю, – рыдала она, обнимая голову парня, пропуская сквозь пальцы вихры коротких черных кудрей, – вставай!
Ви мотал головой и истерически хохотал. Ему не выбраться отсюда ни живым, ни мертвым. Никогда. Театр был его клеткой, а станет вечным гробом, в котором его замуруют заживо.
Услышав крик Мадам, люди словно сошли с ума. Даже те, кто пытался сбежать от огня, покинув театр, вернулись, чтобы победить свои кошмары. Только вот убив Ви, они ничего не добьются, лишь еще больше изуродуют души.
– Не смейте! Не приближайтесь! – Амелия встала, широко расставила ноги и раскинула руки, закрывая собой сына.
Цветы ее Изнанки вдруг стали не просто красными, а ярко-алыми, как свежая кровь. Стебли утолстились, листья обросли шипами. Живая изгородь спадала с плеч Амелии точно плащ.
– Мама, – выдохнул Ви, чувствуя подступающие слезы, – не надо… Уходи.
– Нет! – отрезала она, не оборачиваясь. – Я так долго искала тебя! И все, чтобы ты умер у меня на руках?! Все, чтобы я знала, что с тобой будет после…
«Смерти», – закончил Ви мысленно одновременно с тем, как раздался выстрел.
Легкие онемели. Сердце остановилось. Кровь застыла в жилах.
На какую-то секунду Ви решил, что пуля прошила его тело, просто боли он не почувствовал. А потом Амелия рухнула на пол.
Ее тело с глухим стуком ударилось о доски. Ви хотел броситься к матери, но вдруг осознал, что не может двигаться, не может сказать ни слова. Тело будто ему не принадлежало. Оно обмякло и начало холодеть. Ви больше не мог вдохнуть и не ощущал биения собственного сердца.