Театр

Майкл крепко её обнимал, и хотя Джулия всё ещё всхлипывала, ей стало полегче.

– Прости, что я так грубо говорила сейчас с тобой.

– Ну что ты, любимая.

– Ты правда думаешь, что я – плохая актриса?

– Дузе в подметки тебе не годится.

– Ты честно так считаешь? Дай мне твой носовой платок. Ты никогда не видел Сары Бернар?

– Нет.

– Она играла очень аффектированно.

Они посидели немного молча, и постепенно у Джулии стало спокойнее на душе. Сердце её захлестнула волна любви к Майклу.

– Ты всё ещё самый красивый мужчина в Англии, – тихонько проговорила она наконец. – Никто меня в этом не переубедит.

Она почувствовала, что он втянул живот и выдвинул подбородок, и на этот раз ей это показалось умилительным.

– Ты прав. Я совершенно вымоталась. У меня ужасное настроение. Меня словно выпотрошили. Мне действительно надо уехать, только это и поможет мне.

23

Джулия была рада, что решила уехать. Возможность оставить позади терзавшую её муку помогла ей легче её переносить. Были повешены афиши о новом спектакле, Майкл набрал актёров для пьесы, которую он решил возобновить, и начал репетиции. Джулии было интересно смотреть из первых рядов партера, как другая актриса репетирует роль, которую раньше играла она сама. С первого дня, как Джулия пошла на сцену, она не могла без глубокого волнения сидеть в тёмном зале на покрытом чехлом кресле и наблюдать, как актёры постепенно лепят образы своих героев, и сейчас, после стольких лет, она всё ещё испытывала тот же трепет. Даже просто находиться в театре служило ей успокоением. Глядя на репетиции, она отдыхала и к вечернему спектаклю, когда ей надо было выступать самой, была вполне свежа. Джулия поняла, что всё, сказанное Майклом, верно, и взяла себя в руки. Отодвинув свои личные переживания на задний план и став хозяйкой своего персонажа, она опять стала играть с привычной виртуозностью. Её игра перестала быть средством, при помощи которого она давала выход собственному отчаянию, и вновь сделалась проявлением её творческого начала. Она добилась прежнего господства над материалом, при помощи которого выражала себя. Это опьяняло Джулию, давало ей ощущение могущества и свободы.

Но победа доставалась Джулии нелегко, и вне театра она была апатична и уныла. Она утратила свою кипучую энергию. Её обуяло непривычное смирение. У неё появилось чувство, что её счастливая пора миновала. Она со вздохом говорила себе, что больше никому не нужна. Майкл предложил ей поехать в Вену, да ей и самой хотелось быть поближе к Роджеру, но она покачала головой:

– Я только помешаю ему.

Джулия боялась, что будет сыну в тягость. Он получает удовольствие от своей жизни в Вене, зачем стоять у него на пути. Джулии была невыносима мысль, что он сочтет для себя докучной обязанностью водить её по разным местам и время от времени приглашать на обед или ленч. Вполне естественно, что ему интереснее с ровесниками-друзьями, которых он там завёл.

Джулия решила погостить у матери. Миссис Лэмберт – «мадам де Ламбер», как упорно называл её Майкл, – уже много лет жила со своей сестрой, мадам Фаллу, на острове Сен-Мало. Каждый год она проводила несколько дней в Лондоне у Джулии, но в этом году не приехала, так как у неё было неважно со здоровьем. Она была уже стара – ей давно перевалило за семьдесят, – и Джулия знала, что она будет счастлива, если дочь приедет к ней надолго. Кому в Вене нужна английская актриса? Там она будет никто. А в Сен-Мало она окажется важной персоной, и двум старушкам доставит большое удовольствие хвастаться ею перед своими друзьями: «Ma fille, la plus grande actrice d'Angleterre»(55) и прочее.

Бедняжки так стары, жить им осталось совсем недолго, а влачат такое тоскливое, монотонное существование. Конечно, ей будет смертельно скучно, но зато какая радость для них! Джулия признавалась себе, что, возможно, на своем блестящем и триумфальном жизненном пути она несколько пренебрегала матерью. Теперь она всё ей возместит. Она приложит все усилия, чтобы быть очаровательной. Её теперешняя нежность к Майклу и не оставляющее её чувство, что она многие годы была к нему несправедлива, переполняли её искренним раскаянием. Она была эгоистка и деспот, но постарается искупить свою вину. Ей хотелось принести себя в жертву, и она написала матери, что обязательно приедет к ней погостить.