– Нет, это ты меня в кои веки послушай, – окончательно рассердилась Нина Степановна. – У тебя по любому случаю доводы, и все неопровержимые. Только до того, что у меня сердце болит и вообще на лекарствах сижу, никому дела нет…
Судя по голосу, она была готова заплакать.
– Нина, никак он на неё не смотрел, – решительно повторил Валерий Александрович. И крепко, со значением, взял жену за руку: – Нина, послушай, что я тебе скажу. Это Стаськин отец.
Нина Степановна запальчиво повернулась к нему… и закрыла рот, так ничего и не сказав. У Жуковых не за горами была серебряная свадьба, так что Валерий Александрович без труда уловил ход Нининых рассуждений. Тем более что всё было знакомо. Инстинкт обманутой собственницы, призрак судебного разбирательства… новое одиночество и полный жизненный крах. Все те же вызывающие холодный озноб перспективы, которые вчера вечером успел пережить и перечувствовать он сам.
– Нина, он сразу сказал, что не собирается беспокоить ни Стаську, ни нас, – начал тихо пояснять Валерий Александрович. – Ей он по каким-то своим причинам вообще признаваться не хочет. Не знаю уж, почему… Может, оттого, что у них с Кирой так всё… – он подумал, – …неофициально всё произошло… или не уверен, как она его… он же её никогда… ну да Бог с ним там. Буду, говорит, пока для неё дядей Лёшей…. участвовать помаленьку…
Ещё некоторое время Нина слушала молча. Потом задала самый, с её точки зрения, логичный вопрос:
– Что ж ты сразу мне не сказал?..
– Потому, что он не велел, – объяснил Валерий Александрович. – Если, говорит, тебе сразу сказать, ты бы дёргаться начала и ему всю обедню испортила. Матери, мол, всегда дёргаться начинают…
Пока он говорил, у Нины возникли соображения, но вслух она их так и не произнесла, потому что от последних слов мужа на глаза навернулись слезы. Никто ещё не называл её Стаськиной матерью, разве что по ошибке. Причём Нина эту ошибку всегда самым бескомпромиссным образом исправляла, считая, что набиваться в «мамы» было несправедливо по отношению и к Стаське, и к покойной подруге. Однако – голову в песок не засунешь – мечта, замешенная на глухой тоске по собственным неродившимся детям, была. Нина Степановна всхлипнула, прослезилась и не стала задавать пошло-трезвых вопросов вроде того, каким образом Костя стал Алексеем. И где его черти носили столько годков…
Виновник переполоха в это время лежал на продавленном старом диване в захламлённой маленькой комнате и чувствовал себя до полусмерти избитым.
В тебя когда-нибудь стреляли свои?..
Лишнее, лишнее, лишнее. Не надо думать об этом. В комнате было тепло, но Алексей зябнул и всё тянул на себя плед, цеплявшийся за что-то на спинке дивана. Самoe милое дело было бы заползти в родной уютный мешок, но мешок вновь покоился убранный на самое дно рюкзака, и не было энергии встать…