Те же и Скунс

Кирилл Кольчугин стоял возле машины и с бумажкой в руках объяснял что-то удручённому светловолосому парню. Так удручить человека может только предварительная калькуляция по поводу услуг, на которые он совсем не напрашивался. Алексей узнал и «Мерседес», и Женю Крылова.

Пьяный иллюзионист наконец распилил несчастную ассистентку, и та смолкла, отмучившись. Снегирёв воспользовался тишиной и подошёл поздороваться.

– Целовался-то с кем? – спросил он жизнерадостно, пожимая Женину руку.

– С военным грузовиком, – вздохнул Женя. – Хорошо, шоферюга человек оказался…

– А виноват кто?

– Я. Тормоза отказали… И то слава Богу, что скорость маленькая была…

– Тормоза? Ну ты даёшь! – восхитился Снегирёв. – У «Мерседеса»?

– Так шланг лопнул. Перетёрся…

Алексей не поверил. Кирилл, успевший постигнуть суть дела, принялся с энтузиазмом посвящать его в технические подробности. Дефект в самом деле оказался экзотическим. И, что хуже, малозаметным при обычном осмотре.

– Значит, и на «Мерседес» бывает проруха, – философски подытожил Снегирёв. Хорошо быть философом, когда дело касается не тебя. – Давай, накатай немцам факс, – посоветовал он Крылову. – Они тебе новенький, в бумажке с розовым бантиком…

Женя мрачно кивнул:

– Ты это не мне, моей хозяйке скажи.

– А она что?

– А что она… Сам разбил, сам и чини… да побыстрей чтоб…

Он показал Снегирёву кольчугинские выкладки. Кирилл три шкуры не драл, но и скидки делал только инвалидам с их машинами-ветеранами. Алексей про себя сопоставил цифру с вероятным размером крыловских доходов и сочувственно присвистнул:

– Так это тебе, парень, чего доброго, виллу на Канарах придётся продать… Женя невесело улыбнулся:

– Точно, придётся… Опять под своим грузовичком ползаю, а то на микроавтобусе туда-сюда, на «Форду»… Вот, двадцать седьмого в Ивангород за эстонскими сырками попрусь…

Двадцать седьмого числа. Двадцать седьмого числа… Женя тем временем посмотрел на часы и выудил из кармана белый пластиковый патрончик с лекарством. Стыдливо отвернувшись, сунул в рот две пёстрые капсулы и запил из маленькой полиэтиленовой фляжки.

– Пурген: неизменно превосходный результат, – прокомментировал Снегирёв. Женя улыбнулся уже по-настоящему:

– А то…

– Дались им эстонские сырки, – неодобрительно заметил Снегирёв. – Они же невкусные. Полтораста вёрст в один конец! Я понимаю, за смоленскими бы… С напарником едешь хоть?

Лицо у Жени опять стало совсем несчастное:

– Какое… Один потащусь.

– Слушай! А возьми с собой? – загорелся Снегирёв как бы неожиданной мыслью. Мог ли знать Женя, что он руководствовался не только филантропическими соображениями. – И я проветрюсь, и тебе повеселее… Поехали?

– Так ведь там… – замялся Крылов. – Погранзона как бы, разрешение надо…

– А в принципе возражения есть?

– Обижаешь…

– Тогда без проблем.

Пьяный циркач за их спинами загнал в ящик новую ассистентку и опять взялся за пилу.

Погода шепчет!

Этот сон будил его почти каждое утро. Потом Женя Копылов иногда опять засыпал, но чаще не удавалось. К обеду жизнь брала своё, затягивала. Но если приходилось ехать по Кронверкскому или через Троицкий мост, Женя, понимая всю нелепость такого поведения, тайком крестился на голубой купол мечети.

Бывали ещё и другие сны. То они с дедом Махмудом меняются нательными крестиками, то вдвоем расстилают молитвенный коврик и молятся Аллаху. Но кончалось всегда каким-нибудь кошмаром…

…Было раннее утро, кончались предрассветные сумерки, и вершины Большого Кавказа, высившиеся не особенно далеко, горели ярко-розовым пламенем. В такое время город ещё крепко спит, но деревня уже просыпается, тем более высокогорный аул в Богом забытом Веденском районе. Тут жизнь начинается рано.