Те же и Скунс

Девочка чем-то напоминала куклу «Барби» и была моложе Наташи на год или два, но обращалась на «вы», как к человеку уже работающему и оттого заведомо более взрослому. Наташа сразу почувствовала себя матёрой. готовой ко всяким опасным неожиданностям оперативной сотрудницей. Да уж – по сравнению с таким вот существом… тоже, кстати, вынужденным в одиночку ходить по тёмным подъездам…

– Да я вообще-то не с письмами, – сказала она и встряхнула сумку, набитую резаной газетой и кое-чем особенным, нарочно заготовленным для грабителей. – Вот, пенсии дедушкам-бабушкам разношу. Задержали опять, а мы теперь пудами деньги таскай…

– А-а, – протянула «кукла Барби». И отошла, утратив к мнимой почтальонше всякий интерес. Наташа посмотрела ей вслед. Она вообще-то не жаловалась на фигуру, но таких ножек у неё не будет никогда в жизни. Хоть она наизнанку вывернись, приседая и нагибаясь вместе с Аллой на ежедневной гимнастике…

Это был большой «сталинский» дом неподалёку от Московской площади и так называемого «Пентагона». Насколько Наташе было известно, сюда некогда хотели перенести административный центр Ленинграда, а по некоторым слухам – даже правительство тогдашней России. Предполагалось, что в окрестных домах поселятся начальники, и квартиры здесь были, что называется, соответствующие. Перенос центра так и не состоялся, но свято место пусто не бывает: многокомнатные апартаменты, конечно, без жильцов не остались. Фасад дома, вдоль которого двигалась со своей сумкой Наташа, украшали мемориальные доски. В разное время здесь обитали два академика. И писатель, написавший о рабочем классе романы, исполненные социалистического реализма. Тридцать лет назад, когда Наташина мама заканчивала школу, они входили в программу.

Тогда, тридцать лет назад, в здешних парадных, напоминавших готические соборы, наверное, сидели лифтёрши. И медные ручки дверей сияли солнечным блеском Теперь всё запаршивело: исчезли и лифтёрши, и медные ручки, и даже пёструю плитку на полу большей частью сменил однотонный искусственный камень. Монументальные двери хранили следы установки кодовых замков и их последующего выкорчёвывания. Осталась лишь гулкая громадность, из которой даже современный деловой ум не вдруг ухищрялся выкроить местечко под магазинчик и офис. Однако обитали в доме люди явно не бедные. Во дворе стояли машины, там и сям белели переплёты новеньких «пластиковых» окон…

Когда за Наташиной спиной бухнула дверь, она успела до смерти перепугаться и решить: вот оно! началось!.. – но мимо неё, даже не посмотрев, шмыгнул вертлявый парнишка. Он деловито проследовал в сторону лифта, и Наташа, переведя дух, двинулась следом. Пока она раздумывала, следует ли садиться с ним в кабину, сзади послышались ещё шаги, потом тяжёлое дыхание, и сильная рука рванула сумку за ремень.

Наташа свою ношу не выпустила, её только развернуло кругом, и она увидела нападавшего. Вот тут её чуть не парализовало, потому что она узнала высокого сутуловатого парня и даже вспомнила, где прошлый раз встречала его. В поздней электричке, когда её «обсела» подвыпившая компания и… и неизвестно, чем могло бы кончиться дело, если бы не…

Страх и унижение, пережитые тот раз, вернулись мгновенно. Наташа не вспомнила о Кате, которая теоретически должна была подоспеть ей на выручку. Не вспомнила и о Катиных строгих наставлениях: в случае чего немедленно отдавать всё, отскакивать в уголок и никаких насилий по возможности не провоцировать. Наташа вцепилась в сумку с такой силой, словно та была её единственным достоянием, и краем глаза заметила вертлявого, возвращавшегося от лифта. Он извлёк из кармана выкидной ножик и надавил кнопку:

– Гони бабки, мочка рваная, пока по-хорошему просят…

За спиной рослого возникло ещё двое парней. Их лица тоже показались Наташе смутно знакомыми. Всё вместе напоминало дурной сон. Тот, что держался за ремень сумки, начал замахиваться…

– Эй, с ножичком, – раздался в подъезде спокойный насмешливый голос. – Ты глянь, перо-то не выскочило…