Те, кого нет

Александра подняла брови, взглянула исподлобья и тут же взялась ее щучить. Марта буквально задохнулась. Не от обиды, а от того, что невозможно никому рассказать, что вытворяет здесь этот тип в то время, когда их нет дома. Ни малейшего шанса. Ни один из них не поверит и не поймет, как день ото дня ей все страшнее оставаться с ним наедине. Если бы они любили ее по-настоящему, если бы были настоящими родителями — разве посмели бы усомниться, что она говорит правду? Тем более что даже в тот вечер налицо были улики — синяки на запястье: он перехватил ее, вывернувшись из-за угла в прихожей, и впился цепкой обезьяньей лапой. Имелся и фиолетовый след от болезненного щипка пониже плеча, старательно спрятанный под рукавом футболки.

Внутри у нее будто что-то оборвалось, а в голове разом, перебивая друг друга и путаясь в словах, закричали десятки призрачных голосов. Марта почувствовала, что у нее вот-вот начнется истерика. Она вскочила со своего места так стремительно, что едва не опрокинула табурет, оттолкнула тарелку и вихрем вылетела из кухни, понимая, что от этого Александра заведется еще больше, но ей уже было на все наплевать.

Марта пронеслась через прихожую, рванула входную дверь и выскочила бы на улицу, но кто-то уже запер замок, а ключей под рукой не оказалось. Мать закричала, чтобы она немедленно вернулась и извинилась, но Марта шмыгнула в свою комнату, повернула рычажок защелки, шагнула к окну и крепко прижалась лбом к холодному черному стеклу, в котором плавали мутные отражения мебели и обоев.

Это длилось ровно секунду, пока она думала о том, не разбить ли ей это стекло головой, вспоров осколками лицо и горло, чтобы хотя бы такой ценой, в крови и боли, вырваться из проклятого заколдованного круга. После чего на мгновение потеряла сознание и очнулась сидящей на полу, тесно прижавшись к холодным ребрам батареи отопления и глядя на щель в паркете, забитую мелким сором.

Такое с ней случилось только однажды и больше не повторится. Никогда.

А сейчас ей следовало позаботиться о себе.

Марта прикусила губу и поднялась с трухлявого ствола, на котором все еще сидела. Помахала ладошкой темному озеру, отвела ветку, норовившую хлестнуть по глазам, пригнулась и нырнула в непроглядную гущу зарослей.

В раннем детстве она считалась бесстрашным ребенком. Есть робкие и осторожные с самого рождения, а есть и такие, которые готовы доверять всем без разбору: незнакомым людям, собакам, кошкам, лягушкам в луже и даже сердитым ежам на даче. Марта помнила себя такой года в четыре, но потом что-то сломалось, и теперь она знала причину. Правда, кое-что от той младенческой безрассудной храбрости, с которой она могла кинуться к обвешанному цепями чужому ротвейлеру и с восторженным визгом обнять за шею чудовище, натасканное пьяницей-хозяином на смертоубийство, — осталось.

Поэтому, продираясь в духоте и паутине среди перепутанного бурелома, оступаясь и цепляясь за первую попавшуюся ветку, чтобы остаться на ногах, тараща запорошенные глаза — лишь бы не потерять первоначальное направление, Марта твердо верила: рано или поздно заросли останутся позади. Должно же это когда-нибудь кончиться? Сейчас ей не было дела ни до колючего малинника, ни до вымахавшей в ее рост крапивы, ни до собственных ободранных коленок и горящих щиколоток. Слепое упорство толкало ее вперед, и ни малейшего страха она не испытывала. Темнота и чаща были на ее стороне, заодно с нею и ее одиночеством.

На самом деле вся эта путаница приозерной растительности тянулась метров на триста. Как только начался подъем, заросли поредели, уступая место смешанному лесу. Марта с облегчением вдохнула пропитанный запахами грибниц и лиственной прели воздух — здесь можно было хотя бы выпрямиться, тьма казалась не такой плотной, а вверху между спящими верхушками деревьев прорезались отдельные звезды. Нужно было только не спешить, чтобы не провалиться в какую-нибудь яму и не споткнуться о корень.

Это ей удавалось довольно долго — почти четверть часа она продолжала двигаться через лес, который, как казалось, становился просторнее, а стволы дубов и ясеней все более массивными. Пока вдруг не почувствовала странную вещь — будто босиком ступила с толстого ковра на гладкий пол. Лиственная подстилка, в которой тонули ее разбухшие от воды кеды, кончилась: теперь Марта стояла на плотно утоптанной и довольно широкой тропе, смутно мерцающей между обступившим ее с обеих сторон подлеском.

Она остановилась, сверяясь со своим представлением о направлении, в котором ей следовало двигаться, и почувствовала разочарование. Тропа шла параллельно берегу Гавриловского плеса. А ей нужно совсем не туда. Это значит, что придется искать какую-то другую. Возможно, она ответвляется от той, на которой она сейчас стоит, и ведет к настоящей дороге. Вопрос только в том, где она и куда повернуть теперь — направо или налево?