Таверна «Ямайка»

Девушка выглянула в окно: мягкий влажный ветер приятно обвевал лицо. Через час Джем Мерлин будет ждать ее на болотах, чтобы вместе поехать на ярмарку в Лонсестон. Она все еще не решила, как лучше поступить, стоит ли с ним встречаться. Эти четыре дня состарили ее на несколько лет; из треснутого зеркала на нее смотрело усталое осунувшееся лицо: под глазами черные круги, ввалившиеся щеки. Ночью сон никак не приходил, настроения не было, есть не хотелось. Впервые она обратила внимание, что они с тетей Пейшенс очень похожи. Форма лба, рот, если сжать губы и начать их покусывать, то сходство будет разительным. Мэри суеверно отвернулась от зеркала, боясь прочитать в нем свою дальнейшую судьбу, начала ходить по неубранной комнате взад-вперед.

Последние несколько дней Мэри проводила в своей комнате почти все свободное время, ссылаясь на недомогание. Девушка боялась остаться с тетей наедине, могла не сдержаться, наговорить лишнее, да и глаза ее выдавали: в них еще жил ужас той ночи в кухне. Если бы тетя Пейшенс увидела, она бы все поняла. Теперь у них обеих появился секрет, который они не имели права поведать друг другу. Невольно приходила мысль: сколько лет бедная тетя держала в своей душе этот гнет, как тяжело ей было одной нести бремя посвящения в страшную тайну. Сердце щемило от жалости к ней. Теперь она до смерти будет нести свой крест. Ужас от сознания преступлений мужа будет преследовать ее всюду. Наконец-то Мэри осознала, что стоит за нервным тиком посиневших губ, дрожанием беспокойных рук, неподвижным взглядом широко открытых глаз.

В ту ночь Мэри не могла заснуть, долго лежала с открытыми глазами, молила Бога о спасении. Ей было очень плохо, преследовали лица утопленных Джозом людей, ребенок со сломанными руками звал мать, а она с разбитым лицом и слипшимися от крови волосами не могла подняться на перебитые ноги. К ней тянулись лица тех несчастных, которые никогда не учились плавать и беспомощно барахтались в морской воде; иногда казалось, что среди орущей копошащейся массы изувеченных тел мелькали лица отца и матери, они тянули к ней руки, моля о помощи. Наверное, тетушку Пейшенс тоже посещали такие видения; ночью, когда вокруг никого нет, она боролась с ними, пыталась прогнать, но они не уходили; она не могла дать им избавления, ибо слишком предана мужу. Значит, она тоже убийца, ее молчание убило их. Как может женщина молчать о таких вещах?! Это чудовищно!

Спустя три дня девушка уже не испытывала прежнего ужаса, ею овладело безразличие, усталость. Было такое чувство, словно она давно все знала. Мэри инстинктивно готовилась к чему-то страшному с того самого вечера, когда увидела Джоза Мерлина у крыльца с фонарем в руке, вышедшего из дома ей навстречу. Его вид как бы предупреждал о грядущем, а стук колес удаляющейся кареты, в которой Мэри приехала в таверну «Ямайка», отозвался в ее сердце последним «прости».

Еще в Хелфорде до нее доносились неясные слухи о темных делах, творившихся в Корнуолле. Но люди у них неразговорчивые, и сплетни не поощрялись. Пятьдесят, двадцать лет назад, когда отец был молодым, может быть, и послушали бы, но не теперь, не в новом веке. Она снова вспомнила, как, приблизив к ней лицо, Джоз Мерлин спросил: «Разве ты никогда не слышала о стервятниках, мародерах, которые грабят разбитые суда?»

Мэри никогда раньше не знала о таких людях, в Хелфорде не осмеливались даже слова этого произнести. А тетя Пейшенс прожила среди них десять лет. О дяде девушка уже не думала, больше не боялась его. В сердце остались только ненависть и отвращение к этому зверю, потерявшему все человеческое. Теперь она знала, чего он стоит, когда напьется. Ей нечего боятся ни его, ни этой компании. Это отбросы в своей стране, от них нужно очистить местность, как от гнили и нечистот, она не сможет спокойно жить, пока они будут смердить вокруг. В ее душе не было к ним жалости.