Татуировка

— Вы только учтите, — сказал ему тогдашний заведующий лабораторией, — что после защиты вам придется уволиться. Другого места у меня для вас нет, а держать лаборантом кандидата наук я не имею морального права.

К счастью, Мишу перетащил к себе другой завлаб, и там у него начался быстрый рост. Да к тому же и времена пришли другие.

Миша рассказывал об этом своем восхождении на очередном собственном дне рождения. Оля тогда только кончила кормить Павлика и первый раз вышла в люди. Все та же взбалмошная Наташка зачем-то пошла танцевать с Геннадием, ну а Миша пригласил ее. И они разговорились — он о своей работе, она о своей, и долго стояли, переминаясь под музыку и полуобняв друг друга.

Какая-то искра, конечно, между ними тогда проскочила. Вроде бы разговаривали только о работе, однако что-то еще случилось, и Ольга часто вспоминала тот вечер. Но потом Ольга увидела угрюмое лицо Геннадия и побыстрее села с ним рядом.

А несколько лет назад Миша оказался почти в том же положении, в каком последнее время жила она. Наташка Дмитренко, закончив бухгалтерские курсы и поработав для практики в небольшой конторе, устроилась в шикарную иностранную фирму, где надо было обязательно знать язык. С английским у нее было все в порядке, она там быстро прижилась и даже сумела окрутить американца, который был лет на десять моложе ее. На его деньги она открыла ресторан под названием «Анна Каренина», потом купила половину этажа на Невском и сделала там гостиницу. Теперь она роскошная бизнес-дама, встречает Рождество на Канарах, а бедный Миша — полузабытый эпизод в ее яркой жизни…

Ольга взяла телефонную трубку и закрылась в своей комнате. В последние месяцы она чувствовала неловкость, разговаривая подолгу с Мишей по телефону при сыновьях. Миша отозвался сразу и мгновенно ее узнал.

— Оля! — Вместо привычной радости, которая звучала всегда в его голосе, Ольга неожиданно почувствовала тревогу. — Как хорошо, что вы звоните! Я вам тоже звонил. Несколько раз.

— Миша, что-нибудь случилось? Суббота отменяется?

В ближайшую субботу они должны были пойти вместе в Дом ученых. Но видимо произошло что-нибудь неожиданное.

— Суббота? — переспросил Миша с недоумением. — Какая суббота? — Все понятно. Он помнил наизусть безумной длины химические формулы своих соединений и никогда не знал, какое сегодня число. Но только она собралась ему напомнить, что у них намечено на субботу, как Михаил ее перебил: — Ах, суббота? Простите, Олечка, конечно, не отменяется. — Он несколько мгновений помолчал, а потом спросил уже совсем с другой интонацией: — Олечка, скажите, вы ничего не получали от Генки? Никаких сведений?

— Никаких. А что я должна от него получить? Опять какую-нибудь гадость?

— Оля, боюсь, что я вам сообщу печальную новость… — Миша замолчал, видимо, подбирал слова.

— Что у него еще там случилось?! — нетерпеливо проговорила Ольга.

— Вы не знаете предыстории. — Он снова помолчал. — Теперь это уже не тайна… Гена уехал в Германию…

— Я догадывалась.

— Он уехал по моим документам, Олечка. Понимаете, по еврейской эмиграции. Как будто бы он — это я. Мне как раз тогда пришел вызов, но я передумал ехать, а ему надо было спасаться. Вот мы и решили…

— О чем-то таком я догадывалась…

— Ну вот. А вчера Наталья получила извещение. Ей сообщают о кончине мужа, то есть меня. Точнее — как будто меня, а на самом деле — Геннадия, хотя по документам — меня. Такие дела. Вы поняли меня, Олечка?

Ольга на одну секунду почувствовала то, что в старинных романах описывалось затасканными словами: сердце у нее остановилось. Но эта секунда прошла, и она решилась уточнить:

— То есть вы хотите сказать?..

— Да, Олечка, да, — мягко подтвердил Миша.

— Какой ужас, Миша!

— Предлагают оформить визу, чтобы участвовать в захоронении.

Ольга, которая уже несколько месяцев была уверена, что с этим замужеством у нее все покончено, тихо заплакала. Каким бы Геннадий ни был в последние годы, все-таки какую-то часть жизни они прожили вместе и не так уж плохо! А теперь эта жизнь уходила насовсем.

— Олечка, я знаю, это всегда страшно и больно — терять близкого человека, — справившись с необходимостью сообщить печальную новость, Миша заговорил свободнее. — Мы с вами сейчас лучше ничего обсуждать не будем, вы отдохните, чуть-чуть придите в себя, а я вам через полтора часа снова позвоню. Можно? Кому-то все-таки туда надо поехать. Вот мы и решим…

Позвонил Миша не через полтора часа, а через два с половиной.

— Простите, Олечка, я целый час проговорил с Натальей. Все по поводу Гены. — Он говорил о Геннадии как о живом. — Тут такая возникла нелепость. Дело в том, что ни вы, ни я не имеем никаких юридических прав на его… тело. Он ведь там жил по моим документам… Представляете, какой бы возник нонсенс, если бы там объявился я! Так сказать, явился за собственным телом. Наверняка бы угодил в немецкую тюрьму.

— Я поняла, Миша. Вы решили, что поехать должна юридическая вдова, то есть Наташа.