Татуированная кожа

– ...А этот генерал проверки устраивал так – выберет солдатика позачуханней и спрашивает: «Мол, кто ты есть такой?»

Если ответит: «Рядовой Вооруженных Сил СССР» или – «Военнослужащий доблестной и непобедимой Советской Армии, защитник Родины и народа» или что-то в этом роде – значит, политработа на высоте. Но чмошники обычно стоят, молчат или промямлят фамилию, и все... Тогда он дерет нещадно и командира и замполита...

Дневной зной спал, но спасительная вечерняя прохлада не наступила: сегодня ветер дул не со стороны гор, а из пустыни – словно из духовки, от духоты усталые тела покрывались липким клейким потом. В тусклом свете маломощной лампочки под грубо сколоченным зеленом грибком вокруг пустой черной бочки для окурков на низких скамейках сидели курильщики и просто любители вечернего трепа – босиком, голые по пояс – в одних брюках. Находиться на территории части в штатском или раздетыми запрещалось, а невиданные в обычных армейских подразделениях камуфлированные, со множеством карманов штаны, создавали видимость соблюдения уставных требований к форменной одежде.

Как всегда, в центре внимания находился сержант Шмелев – гитарист, мастер всевозможных подначек и розыгрышей, к тому же нашпигованный тысячами армейских историй, баек и анекдотов. Но молодые знают – иногда в нем что-то переключается, и он превращается в безжалостного садиста.

– ...И вот генерал подходит к тумбочке, а там стоит узкоглазый – то ли туркмен, то ли казах, – тычет его пальцем в грудь: «Ты кто такой?»

Гитару Шмелев положил рядом на скамейку, а в руках держал «мастырку»: «беломорину» с закрученным в хвостик кончиком – верный знак того, что табак перемешан с анашой, которую, не очень скрываясь, продавали из-под полы на рынке близлежащего поселка колоритные старики в халатах и тюбетейках. В открытую они торговали фруктами, лепешками и серо-зеленым остро пахнущим порошком – насваем, насыпанным в маленькие и обычные стаканы – как семечки в средней полосе России. Местное население жевало его так же обыденно, как жители Рязанщины или Тамбовщины щелкали подсолнухи.

– А тот отвечает: «Я чурка долбаный, товарищ генерал!» Курилка грохнула хохотом. Довольный Шмелев щелкнул зажигалкой и сделал затяжку – не как обычно, а через кулак: мундштук папиросы зажал мизинцем, а губами приложился к кольцу из большого и указательного пальцев. Загнутый книзу крупный нос явно мешал этой процедуре.

– Зачем он так? – спросил Вольф у Серегина. Они доедали овощной салат, купленный в складчину за сорок семь копеек в гарнизонном магазине. Несмотря на усиленную норму питания, есть хотелось всегда, а консервированные овощи и взятый в хлеборезке хлеб позволяли заглушить голод.

– Чтобы дым с воздухом перемешался, – пояснил Серегин и вытряхнул остатки салата из банки прямо в рот. – Так сильней забирает.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

Несмотря на небольшую разницу в возрасте, Серегин был осведомлен об окружающем мире гораздо больше, чем Вольф. Например, он знал, что за анашу можно загреметь в дисбат или в самую настоящую тюрьму, а за насвай не сажают, что гонорею можно поймать и через рот, а лечат ее тремя уколами, и множество других столь же необычных, сколь и малоизвестных широкому кругу их сверстников вещей. Причем об источниках своих познаний никогда не распространялся. Он вообще был немногословен. Хотя они уже давно держались вместе и даже вроде дружили, ели из одного котелка и спали на соседних койках, Вольф так и не узнал, почему товарищ ушел с третьего курса института. «Это долгая история», – отвечал Серегин и переводил разговор на другую тему

– Генерал спрашивает: «Откуда ты это взял?» А солдатик отвечает: «Старшина Иванов всегда так говорит»... – давясь от смеха, закончил Шмелев свою байку

«Мастырку он передал Кире, а тот, в свою очередь, Иванникову, который всячески старался сдружиться со старослужащими. В известной степени ему это удалось, но все равно придуманная Вольфом кличка Бритый Гусь приклеилась к нему намертво

– Ша, Чувак идет! – сказал Шмелев, и Иванников, сделав длинную затяжку, швырнул окурок в бочку.

– Зачем, салабон, там еще оставалось! – возмутился Киря.

– Правильно сделал, – процедил сержант. – Что-то он часто к Семенову бегает ...

И, схватив гитару, громко, с «артистическими» интонациями объявил:

– Песня стиляги и тунеядца!

Отвернувшись в сторону, Шмелев ударил по струнам и ерническим голосом запел:

И работать мне не положено по праву,

Я ношу сверхатомный пиджак.

Ничего друзья, что он немного длинен,

Зато все говорят, что я ЧУВАК!

Та-та-та!

Киря засмеялся, несколько человек прыснули в ладонь, Вольф и Серегин усмехнулись. Только Бритый Гусь сохранил серьезное и даже несколько скорбное выражение физиономии: старший сержант Чувак подошел уже вплотную. После завершения карантина он два месяца провел на дальнем полигоне, а вернувшись, получил еще одну лычку и стал заместителем Деревянко вместо ушедшего на дембель Синюхова.